Четыре. История дивергента
Шрифт:
Предатель
Еще один год, еще один День посещения.
Два года назад, будучи неофитом, я притворился, что для меня не существует этой даты – и прятался в тренажерном зале, избивая грушу. Я сидел там очень долго, и в итоге от меня пару дней подряд пахло пылью и потом. Кстати, в прошлый раз, когда я впервые обучал неофитов, я провел День посещения таким же образом, хотя Зик и Шона приглашали меня присоединиться к их семьям. Но сейчас у меня есть дела поважнее, чем избивать грушу и переживать из-за своей неблагополучной семейки. Я направляюсь
Я прохожу мимо Ямы, маневрируя между детьми и родителями. Кто-то плачет, не скрывая слез, а кто-то громко смеется. Сегодня в Лихачество могут приходить все родственники, даже если они принадлежат к другим фракциям. Но спустя некоторое время они обычно отказываются от этой идеи. В конце концов, «фракция важнее крови».
Одежду разных фракций в основном носят семьи перешедших. Например, сестра-эрудит Уилла красуется в светло-голубом, родители-правдолюбы Питера облачены в белое и черное. Я наблюдаю за ними, размышляя, действительно ли они сделали из него того, кем он есть. Но чаще всего людей не так просто понять.
Мне нужно быть на задании, но я останавливаюсь возле пропасти, вдавившись в перила. В воде плывут кусочки бумаги. Теперь, когда я знаю, где ступеньки врезаются в скалу, я легко нахожу их и потайную дверь, ведущую к ним. Я слегка улыбаюсь, вспоминая часы, проведенные на гладких камнях с Зиком или Шоной, – иногда мы говорили, а порой молча сидели и слушали шум воды.
До меня доносятся чье-то шаги, и я оглядываюсь через плечо. Ко мне идет Трис, которую под локоть подхватила женщина в сером. Натали Прайор. Я напрягаюсь, отчаянно желая сбежать – что, если Натали известно, кто я и откуда я родом? А вдруг она случайно обмолвится о моем происхождении – прямо в зале Лихачества, в котором собралась куча народа? Но она вряд ли вспомнит меня. Теперь я совсем не похож на того худого и долговязого парня, который прятался за мешковатой одеждой, – таким она меня знала в Альтруизме.
Приблизившись, она протягивает руку.
– Здравствуйте, меня зовут Натали, я мама Беатрис.
Беатрис. Это имя ей не подходит. Я жму руку Натали. Никогда не любил рукопожатие лихачей за его непредсказуемость – всегда гадаешь, насколько сильно нужно сжать руку, сколько раз потрясти.
– Четыре, – представляюсь я. – Приятно познакомиться.
– Четыре, – повторяет Натали, улыбаясь. – Это твой псевдоним?
– Да, – отвечаю я и меняю тему. – Ваша дочь отлично справляется. Я слежу за ее тренировками.
– Приятно слышать, – произносит Натали. – Я кое-что слышала о посвящении в лихачи, поэтому переживала за нее.
Я смотрю на Трис. На ее щеках – румянец. Она выглядит счастливой, наверное, встреча с мамой хорошо на нее повлияла. Впервые за все время я в полной мере оценил, как сильно она изменилась с тех пор, когда я впервые ее увидел – она споткнулась на деревянной платформе и казалась такой хрупкой, будто может разбиться от удара о сеть. Теперь, со следами от синяков на лице и твердо стоя на ногах, будто она готова ко всему, она уже не выглядит хрупкой.
– Не надо переживать, – говорю я Натали.
Трис отводит взгляд. Думаю, она до сих
– Почему-то твое лицо кажется мне знакомым, Четыре, – произносит Натали.
Я мог бы предположить, что она сказала это мимоходом, если бы не ее пронзительный пристальный взгляд. Она словно хочет добиться от меня признания.
– Не понимаю, почему, – сухо заявляю я. – Я не общаюсь с альтруистами.
Я жду, что она удивится, испугается или рассердится, но она просто смеется.
– Теперь с нами мало кто общается. Я не принимаю замечание на свой счет.
Ладно, если она и узнала меня, то, похоже, не собирается озвучивать свою догадку вслух. Я стараюсь успокоиться.
– Я лучше оставлю вас с Беатрис.
Изображение на моем экране переключается с камеры в холле «Спайра» на камеру в пропасти, которая окружена четырьмя зданиями, – это и есть вход в Лихачество для неофитов. Возле нее собралась толпа – люди забираются внутрь и вылезают наружу, вероятно, для того, чтобы проверить сетку на прочность.
– Почему ты не на Дне посещения? – интересуется мой руководитель Гас.
Он замер у меня за плечом и потягивает кофе из кружки. Он не такой уж и старый, но на его макушке уже блестит лысина. Оставшиеся волосы он стрижет коротко – даже короче, чем я. Мочки его ушей растянуты сережками-тоннелями.
– Не думал, что увижу тебя до конца посвящения.
– Я решил заняться чем-нибудь полезным, – бурчу я и продолжаю следить за картинкой.
Люди вылезают из пропасти и встают в стороне, повернувшись спинами к одному из зданий. К краю крыши, расположенному страшно высоко над Ямой, осторожно подходит какой-то человек в темном. Он колеблется, отступает, потом разбегается и прыгает вниз. У меня внутри все переворачивается, будто я сам падаю, а новичок исчезает под мостовой. Я никогда к этому не привыкну.
– Похоже, они хорошо проводят время, – замечает Гас, делая глоток кофе. – А ты, Четыре, всегда можешь выйти на работу даже в другую смену. Веселиться, ни о чем не думая, – не преступление, – резюмирует Гас и наконец отходит от моего места.
– Да-да, – бормочу я ему вслед.
Я оглядываю диспетчерскую. Здесь почти пусто – для работы в День посещения достаточно нескольких человек, и, как правило, дежурят самые старшие лихачи. Гас согнулся над своим монитором. Еще двое сидят по бокам от него, просматривая пленку с наполовину надетыми наушниками.
Я ввожу команду, открывая запись, которую сохранил на прошлой неделе. На ней – Макс, сгорбившийся за компьютером в своем кабинете. Он тычет по клавишам указательным пальцем, долго ища нужные кнопки в перерыве между нажатиями. Мало кто из лихачей умеет правильно печатать, особенно Макс, который, судя по рассказам, провел большую часть времени, патрулируя сектор изгоев. Вряд ли он полагал, что ему когда-нибудь понадобятся навыки работы с компьютером. Я близко наклоняюсь к монитору – хочу убедиться, что цифры, которые я переписал, верны. Если все правильно, то на бумажке в моем кармане записан пароль от учетной записи Макса.