Четыреста килознаков
Шрифт:
— Директорская ложа? — усмехнулась я, устраиваясь на мягком диванчике.
— Вроде того. Смотри, с едой тут у нас не особо, не ресторан все-таки, но если хочешь…
— Да нет, спасибо, — есть мне и правда не хотелось.
— Вино, пиво?
— Вино. Белое.
Откуда-то, словно по волшебству, появился официант, наклонился к Нику, выслушал какие-то инструкции и исчез.
— А тут сегодня тихо.
Зал был заполнен едва ли наполовину. Похоже, это был вечер джаза, а питерские любители в массе предпочитали другие места — культовые, вроде JFC или «48 стульев», где я бывала не
— Зато завтра будет громко. Адский хип-хоп, сборная солянка. Молодняк, танцульки. Забронировано по самую крышу.
— Это себя оправдывает? Когда нет определенного направления? Сегодня одно, завтра другое?
— Ты имеешь в виду доход или популярность? Рейтинг можешь посмотреть в интернете. Финансово мы в хорошем плюсе. Наш принцип — только живой звук, а так все жанры, стили, направления. Один день может быть в минус, а другой — аншлаг. Зато большая аудитория. От подростков до дедушек с бабушками, — он показал на пожилую пару за столиком неподалеку.
Слово за слово — и меня снова, как в прошлый раз, затянуло в разговор, похожий на течение реки, когда нет необходимости подыскивать фразы, подбирать слова, когда диалог похож…
Да, это было похоже на то, как я писала книги!
Когда снова подошел официант, я как раз рассказывала о давнишнем квартирнике Чижа, который организовала моя знакомая Соня Вавилова. И Сони уже нет на свете, и Чижу стукнуло шестьдесят, а такое чувство, что все было только вчера — тот вечер, когда мы с Китом оставили двухлетнюю Аленку с бабушкой и вырвались из дома вдвоем, а потом долго гуляли в центре, утонув в магии белой ночи. Хотя об этом я, конечно, Нику не говорила.
— Прошу прощения, — обернув бутылку полотенцем, официант достал ее из ведерка, ловко открыл и налил в бокалы на донышко.
Кисло-сладкое, с миндальной горчинкой, вино вкрадчиво обволакивало язык и ласкало нёбо. Холодное — и жаркое, дурманящее, как желание…
— Хорошее, — кивнул Ник и вопросительно посмотрел на меня.
— Да, — согласилась я.
Наполнив бокалы, официант исчез, но тут же вернулся с огромной деревянной доской, на которой по кругу были выложены несколько сортов сыра, свежий инжир, клубника и виноград, миндаль и грецкие орехи, а в центре красовалась мисочка со светлым медом.
— Мед с сыром? — удивилась я.
— Никогда не пробовала? — улыбнулся Ник. — Моя бабушка говорила: день прожит не зря, если узнал что-то новое. Она преподавала в школе немецкий и с младенчества запихивала его мне в голову. Так что под новым в ее интерпретации я понимал именно немецкие глаголы. Но потом понял, что это вполне универсальное.
— Бабушка была права, — я подцепила десертной вилкой кубик мягкого белого сыра и обмакнула его в мед. — А правда вкусно. Необычно.
Ему снова удалось меня удивить. Уже не в первый раз.
— Значит, ты хорошо немецкий знаешь?
— Свободно. Английский хуже. Бабуля была из поволжских немцев, но выросла в Казахстане.
— Ну, это обычная тема, — кивнула я, отпив глоток вина. — «Караганда — Франкфурт, Караганда — космос». Она не уехала?
— Нет, но родня в Мюнхене у нас есть. Я к ним даже иногда в гости езжу.
— В тебе чувствуется что-то такое… немецкое. Не внешне, а…
— Жесткое? —
Почему-то вдруг стало страшно любопытно, кто же ему об этом говорил. Женщина — или женщины? Интересно, много их было?
Но это уже была попытка углубиться на запретную территорию, которую мы обозначили как личная жизнь. Она есть — и больше мы об этом не упоминаем, так? Пока — не упоминаем…
Чем старше становишься, тем больше вероятность, что мужчина, с которым знакомишься, не одинок. Если не жена, так более или менее постоянная подруга. После Захара я категорически избегала женатых, но прочие женщины всегда оставались в тени. Избавлялись ли мои знакомые от них за кадром или продолжали отношения параллельно, я не знала, и меня это нисколько не интересовало. Хотя бы уже потому, что никого из них не рассматривала с прицелом в вечность.
Возможно, так было бы и сейчас — если бы не вчерашняя встреча и последующая переписка. Если бы я не сбежала, а сказала Нику что-то вроде «это просто мой старый знакомый, ничего такого», наверняка тут же все и закончилось бы. Как будто что-то подсказало: лучше не врать.
И вот сейчас мы оба знали, что у другого кто-то есть, но понятия не имели, насколько эти отношения серьезны. По фабуле ситуация напоминала то, что получилось у нас с Захаром, но сюжет был в принципе иным.
Тогда наши отношения на целый год зависли в неподвижной мучительной точке. Они развивались внутри, но не внешне. Встречи в редакции раз в месяц, разговор за чашкой кофе, прогулка до метро. Постоянная переписка в аське. И больше ничего. Вот вообще ничего. Как будто чисто по-дружески. Но все было ясно — без слов, без прикосновений. Только иногда становилось слишком сложно убрать взгляд с линии огня. Так продолжалось, пока однажды ночью не пришло сообщение:
«Я развожусь с Лилей».
Не буду врать, что решилась быстро. Нет — все было трудно и по живому. Вот так разорвать девятилетний брак. Ребенок, ипотека, родные, друзья… Захар не торопил. Мы практически перестали общаться, на целых два месяца. Я даже за гонораром не поехала, соврала, что заболела. А потом наконец решилась.
«Какого хрена? — вопил Кит. — У тебя что, кто-то есть?»
«Нет», — отвечала я, и формально даже не очень врала.
Если бы у нас все было хорошо, вряд ли Захар зацепил бы меня. Это как вода, попавшая в трещину. Первый сильный мороз — и даже камень может разлететься на куски. Я еще пыталась с собой бороться в надежде как-то исправить ситуацию, но Кит, понимая, что все разваливается, пальцем о палец не ударил. За этот год нас отнесло друг от друга дальше, чем за все предыдущие.
Развод получился хоть и не особо скандальным, но мутным и тягостным. Через полгода мы с Захаром поженились.
Так вот, возвращаясь к началу. Тогда мы с ним целый год топтались на месте. Каждый пытался сохранить свой брак. Сейчас все было кардинально наоборот. Именно от того, как будут развиваться наши с Ником отношения, зависело, сохраним ли мы прежние или нет.
Неэтично? Возможно. Но так уж получилось. Жизнь вообще штука далеко не всегда этичная и высокоморальная. Чаще наоборот.