Четыреста килознаков

Рябинина Татьяна

Так, как с Ником, не было еще ни с кем. Будто танцевали вместе не один год. И не только танцевали.

Здравый смысл шептал из уголочка, что не сексом единым… С Витькой у нас тоже получился вполне так пожар. Но с ним с самого начала все стало ясно, он был прозрачен, словно хорошо вычищенный аквариум: все рыбки, водоросли и улитки как на ладони. А вот Ник так и оставался для меня закрытым сейфом. То, что я узнала о нем, было как кусочки пазла. Всего несколько кусочков из большой картинки, и я даже приблизительно не могла угадать, что на ней может

быть изображено.

Тем было интереснее.

Глава 13

Проснувшись в половине десятого, я спохватилась, что так и не включила звук. Дотянулась до телефона и обнаружила отправленное в начале пятого сообщение:

«Спокойной ночи. Или утра. Спасибо».

Мур-р-р!

«Утречка! Извини, только сейчас увидела. Тебе спасибо».

«Как нога?» — тут же прилетело в ответ.

Откинув одеяло, я проинспектировала лодыжку. Под повязкой, разумеется, ничего не увидела, но ныло не меньше, чем ночью.

«Болит, зараза».

«Лежи».

«Угу».

Галочки поголубели, но ответа не последовало.

Да, лежи. Конечно. У меня, наверно, завалялась персональная сиделка в хозяйстве. Алена на эту роль точно не годится.

Кстати, что там Алена-то? Ушла в институт?

Я прислушалась, но не уловила ничего, кроме обычных признаков жизнедеятельности многоквартирного дома: где-то заходилась, подпрыгивая в отжиме, стиралка, где-то гудел лифт.

Барышня лежала на тахте под пледом и смотрела в потолок. С заплаканными глазами. По протоколу я не должна была ни утешать, ни спрашивать, пока сама не начнет жаловаться.

— Тебе не надо на занятия? — с трудом нагнувшись, я вытащила вилку ноутбука из розетки.

— Зачетная неделя, — безжизненно прошелестело в ответ. — После обеда пойду.

— Завтракать будешь?

— Буду.

Все познается в сравнении. Сначала ты просыпаешься и думаешь, что сорок — это глубокая дряхлость, эх, где мои двадцать. А потом ковыляешь с костылем и понимаешь, что обычные сорок, которые без костыля, — это очень даже молодость и здоровье.

Кое-как управившись с утренней рутиной, я пожарила омлет и закинула капсулы в кофемашину. Алена села за стол, вяло поковырялась в тарелке, отпила кофе.

— Ма, ну что за жопа? Ну почему все так?

Вот тут я как раз могла сказать многое. Конечно, для каждой мамки своя кровиночка самая любимая и прекрасная, но, подходя объективно, нельзя было не признать: Алена та еще душнила, не хуже папочки. Ее первый парень Сергей продержался полгода. С Виталиком они познакомились год назад, семь месяцев жили вместе, но, несмотря на его темперамент черепахи, ругались так, что тряслось небо. Выслушать противную сторону у меня возможности не было, однако за Аленкиным «а чего он» явно просвечивало невысказанное «а чего она».

— Мам, я по пять раз повторяю одно и то же, а он как будто не слышит.

Ясное дело, ей хотелось сочувствия и осуждения негодяя, и в другой раз я наверняка покивала бы, но тут не выдержала.

— Ален,

он не не слышит, а не слушает. Чуешь разницу? Знаешь почему? Потому что ты повторяешь по пять раз. Зачем ему слушать, если ты потом еще раз скажешь? И еще раз? Психика ставит блок, чтобы не перегреваться. Не надо повторять. Сказала один раз, не услышал — сам себе злобный буратин.

— То есть, если я попросила помыть посуду, а он не услышал, мыть самой? — Алена по-кошачьи сощурилась.

— Зачем? Не мой. Когда кончатся тарелки, наверняка его это удивит. Тогда можно и сказать: я тебя попросила, а ты не услышал.

— Ага, прекрасно. Разводить тараканов, пока не закончатся тарелки. Отличный совет. Спасибо, мамочка. Ты, конечно, эксперт. И почему только от тебя два мужа сбежали?

Она бросила вилку, ушла к себе и хлопнула дверью.

Два мужа? Ну, от первого, допустим, сбежала я. Потому что он был таким же занудой, из-за чего мои чувства к нему постепенно задохнулись. Верно сказал отец, все остальное — это только поводы. А вот почему сбежал второй, тут уже вариативно. Возможно, потому, что душной была как раз я — со своим агрессивным ЗОЖем. Но разве кто-нибудь учится на чужих ошибках? И на своих-то далеко не все. Сейчас я, по крайней мере, это понимала.

Убрав со стола и помыв посуду, я устроилась в спальне-гостиной с ноутом. Раньше так и писала, но за последние месяцы настолько привыкла работать за Аленкиным столом, что теперь никак не могла сосредоточиться. Да и в целом настроение было совсем не писучим. Я уже зарядила таймер авторской группы на неделю вперед, ответила на читательские комментарии, просмотрела все чаты. Дальше отлынивать было некуда. Но ни Аркаша, ни Жанна никак не включались. Нина — тем более. Пришлось применить «лопату» — тот самый копирайтерский способ, когда пишешь поток сознания, пока не втянешься в процесс.

Минут через десять невструической хрени я плавно свернула на описание новой Аркашиной антропофелины. Помимо хвоста и ушей, характерной особенностью этих тварей был бюст как минимум десятого размера. Когда я кормила Аленку, мой раздулся до пятого, и это был ад. Но любители кошкодевок утверждали, что у них особая анатомия, избавляющая и от обвисания, и от растяжек вокруг сосков, и от болей в грудном отделе позвоночника. Новая кошечка должна была стоить Феликсу — так звали героя — потерянной жизни и отката на два уровня назад, но он, рассчитывая заполучить ее в свою коллекцию, разумеется, об этом не подозревал.

Закончив проду и выложив ее на растерзание читателям, я открыла файл Жанны. И снова зависла. Вот только думала вовсе не о Клотильде и ее супруге-короле. И даже не о Нике.

Аленка, конечно, неправа, но… Она пришла за сочувствием и поддержкой. За тем, в чем мне отказали в подобной ситуации и подруги, и мама. Или я действительно, как припечатал Кит, мать-ехидна?

Я встала и пошла к Алене. Она все так же лежала и смотрела в потолок.

Села рядом, обняла, и она засопела жалобно в плечо.