Четыреста килознаков

Рябинина Татьяна

— Надрыв связки есть, незначительный, — сказала врач, тоже молодая, но все же больше похожая на медика, чем бородатый недоучка. — Тут даже гипс не нужен. Тугая повязка и покой. Первые два дня можно холодные компрессы поделать, чтобы отек снять, потом сухое тепло. Ну и любое обезболивающее, которое хорошо переносите.

— Какого? — мрачно поинтересовалась я, глядя, как Ник прикладывает карточку к пинпаду.

— Такого. Если б я не назвал кого-то бодрой старушкой, ее не укусило бы вспомнить молодость. Так что… вина моя.

— Ты издеваешься, да?

— Ну

если только совсем немного. Зато теперь буду спокоен, что ничего фатального. А спокойствие, знаешь, штука вообще недешевая. Идешь к врачу, вываливаешь кучу бабла, он ничего не находит, и ты рад. Все, поехали, уже почти три.

— Неплохо так погуляли, — пробурчала я, с трудом застегивая молнию на сапоге.

Больше всего меня интересовало, чем кончится этот убойный вечер. Ну ясно, что не сексом, но все равно — чем?

Ник помог мне добраться до квартиры, я открыла дверь, вошла в прихожую и обернулась вопросительно: зайдешь или как? Секунду помедлив, он перешагнул через порог, и тут из темноты прилетело возмущенное:

— Мать, у тебя совесть вообще есть?!

В прихожую выскочила Алена, в трусах и футболке. Ойкнула и убежала обратно в свою бывшую комнату, после ее переезда служившую мне рабочим кабинетом. Ник посмотрел на меня вопросительно, но я только руками развела, поскольку сама была в недоумении.

Такое явление могло означать лишь одно: они с Виталиком в очередной раз разругались вдрызг. Случалось это с регулярностью месячных, а вот с эвакуацией к мамочке — впервые.

— Ну я, пожалуй, пойду, — сказал Ник, но тут Алена появилась снова, на этот раз в халате.

— Добрый ночер, — поздоровалась вежливо, переводя изучающий взгляд с него на меня и обратно.

— Добрый, — кивнул он, тогда как я пыталась справиться с затыком по части этикета: кого в такой ситуации кому представляют. Видимо, сообразив, в чем дело, назвался сам: — Николай Владимирович.

— Э-э-э… Алена.

— Матушка ваша растянула ногу. Доставлена в относительной целости и сохранности, — прозвучало это совершенно индифферентно, как будто курьер заказ привез. — Спокойной ночи.

Впрочем, брошенный на прощание взгляд был вполне так в стилистике вечера. Хоть пожарную команду вызывай. Я предпочла бы в качестве бонуса еще и «позвоню», но… видимо, придется привыкать, что все звонки и визиты будут сюрпризными. Ну ладно, зато есть чего ждать.

Кое-как раздевшись, я поволоклась с костылем на кухню. Сполоснула руки и полезла в холодильник. Алена стояла в дверях, сурово сдвинув брови.

— Ну и как это называется? — не выдержала она, когда я соорудила бутер из половинки багета с ветчиной, сыром и порезанной кружками помидоркой.

— Ночной дожор, — пробурчала я с набитым ртом.

— Мать!

— Твоя или твою?

— Тебе вредно жить одной, — вздохнула Алена с таким видом, как будто это она была сорокалетней мамашей непутевой девятнадцатилетней дочери.

— И поэтому ты вернулась в родные пенаты? — я доковыляла до окна, но Ник уже уехал. — Могла бы и предупредить, что ли.

— Помешала личной жизни? Ну извини. Я звонила.

Раз десять. Потом просто плюнула и приехала.

Черт… Я и правда выключила звук в телефоне, когда пришли в ресторан. А потом элементарно забыла включить.

— Ну, и что это еще за Николай Владимирович? — ехидно поинтересовалось дитятко, влет поймав мое смущение.

— Знакомый.

— С которым ты где-то полночи отжигала латину, пока не свернула ногу? — точеный подбородок дернулся в сторону моей юбки, а заодно и в сторону костыля.

— И? Лучше ты скажи, вы с Виталей совсем разругались или временно?

— Пока не знаю, — поморщилась Алена. — А что, так сильно мешаю?

— Пока не знаю, — я постаралась как можно точнее скопировать ее интонацию.

На самом деле это было проблемой. И вовсе не потому, что она якобы мешала моей личной жизни. Когда ты становишься взрослым и уходишь из дома, понимаешь, что родителей легче любить на расстоянии. Когда становятся взрослыми и уходят из дома дети, понимаешь то же самое про них. Взрослым людям вообще комфортнее любить друг друга на некотором отдалении, если только это не муж и жена. Думать, беспокоиться, встречаться, разговаривать, помогать — и возвращаться в свою собственную жизнь.

Я скучала по Аленке, когда долго ее не видела, радовалась каждой встрече, но снова жить вместе… Это как ветку с яблони срезать. Сначала дереву больно, потом рана затекает соком и заживает. Обратно уже не вернешь. Можно, конечно, попытаться привить, но не факт, что приживется. За семь месяцев я привыкла к автономному полету, у меня сложился свой собственный распорядок и ритуалы. Мне было бы проще по-прежнему подкидывать ей денег на аренду, пока не начнет зарабатывать. Но говорить об этом не собиралась: рано или поздно скажет сама. Потому что уже попробовала вкус свободы, обратно под мамино крылышко не спрячется.

Разумеется, ей хотелось пожаловаться, но в половине четвертого утра я вряд ли была способна воспринимать информацию адекватно.

— Прости, давай завтра поговорим, — предложила я, расправившись с багетом. — На свежую голову.

— Завтра ты снова уткнешься в свою писанину, — вполне резонно возразила Алена. — Ну ладно, как скажешь. Спокойной ночи.

Наскоро смыв макияж и почистив зубы, я влезла в ночную рубашку и легла. Нога мерзко ныла, в голове шариками пинг-понга скакали мысли.

Ник. Алена. Книги. Снова Ник.

От одного воспоминания о том, как мы танцевали, отголоски пожара прокатывались по всему телу мягким теплом. Теперь я уже не сомневалась, что все будет — и будет на высшем уровне. Танец, который удался, — это, по сути, уже прелюдия к сексу. За четыре года с кем я только не танцевала на таких вечеринках. Сначала, когда еще училась, с одним Захаром, но базу освоила быстро и уже не пугалась других партнеров. Дальше все зависело от каких-то внутренних частот. Иногда с кем-то по технике получалось грязновато, но некие флюиды перетекали туда-обратно, и тогда Захар, глядя со стороны, явно начинал нервничать. А иногда все выходило идеально, но сухо и холодно.