Четырнадцать ночей длиною в жизнь

Фрейдзон Игорь Леонидович

Мужчина с трудом поднялся с земли. Одной рукой он держался за грудь, из которой вырывался тяжелый хриплый кашель.

Он огляделся кругом и подошел к женщине, лежащей невдалеке.

– Хая, родная моя, милая, поднимайся. Земля холодная, смотри простудишься и Фриду нашу застудишь. Поднимайся. Давай я тебе помогу.

Он пытался растормошить женщину, но у него ничего не получалось. По щекам его лились слезы и он непрерывно кашлял.

Он

попытался поднять ее на руки, но и это у него не получилось. Тогда он сел на землю рядом с ней, согнул ноги в коленях, положил на них голову и сказал.

– Хая, родная моя, мое место всегда было рядом с тобой. Если ты умерла, то и мне не жить.

– Моше, что это было?
– вдруг спросила женщина, лежащая на земле.

– Мы сейчас поднимемся и зайдем в дом, а потом я тебе все расскажу. Зачем ты встала на пути у этого казака, ну ударил бы он меня еще один раз, что случилось бы? Эх ты, неразумная женщина, тебе надо Фриду беречь. Давай, поднимайся, я тебе помогу.

Он пытался снова и снова ее поднять, она помогала как могла, но у них ничего не получалось.

Моше взял ее подмышки и попробовал волочь по земле по направлению к их дому, но ему без помощи и это было сделать трудно, он останавливался на каждом шагу и откашливался, а отплевываясь, при этом у него изо рта шла кровавая слюна. Но он не обращал на это внимания, главное как можно быстрее затащить жену в дом.

– Моше, я не чувствую ног, я не могу тебе помочь, плача, оправдывалась Хая.

– Ничего, родная, потерпи немножко, осталось совсем чуть-чуть.

Она помогала ему , отталкиваясь руками от земли. Вот так очень медленно и тяжело, но они оказались в доме.

А там весь пол был покрыт пухом и перьями от вспоротых подушек и одеял. На полу валялась битая посуда и сломанная мебель.

– Моше, что мы им плохого сделали? Ты постоянно им наливал водку, нужны были деньги, мы из последнего им давали в долг, который они никогда не возвращали. Что мы им сделали?

– Мы - евреи, вот поэтому виноваты. Мы виноваты, что живы. Мы виноваты, что наши дети ходят чистыми. Мы виноваты, что наши дети умеют читать и писать. А еще мы виноваты, потому что умеем любить наших женщин и детей. А главное мы виноваты в том, что любим и ценим нашу жизнь.

Он поднял ее и уложил на единственную уцелевшую железную кровать.

– Я пойду за доктором, а ты полежи тихонько. Я скоро вернусь.

Он вышел из дома и побрел, бежать он не мог, за доктором в соседний городок Утена.

*****

– Доктор, помогите моей жене. Только у меня нет сейчас денег, но я отработаю. Обязательно отработаю, вы не сомневайтесь в этом, очень вас прошу, помогите моей Хае.

–

Успокойтесь, Моше. Сейчас нам с вами надо думать как помочь вашей жене, а не о том, чем и как вы будете со мной рассчитываться. Подождите, я уже сказал конюху, запрягать лошадь.

Они ехали в местечко, а Моше по дороге рассказывал, что с ними случилось.

– Издалека Хая увидела казаков и приказала взрослым детям, а в первую очередь дочерям, бежать в лес и прятаться.

Когда казаки ворвались во двор, они начали избивать Моше, потому что он преградил казакам дорогу, для погони за детьми. Его били шомполами и плетьми, но он не отпускал лошадь казака, держа ее за повод.

– Потом вышла моя Хая. Зачем она это сделала, доктор? Она начала кричать и клясть их. К ней подскочил один из бандитов этих и ударил ее саблей, держа ее плашмя, по спине

Я бросился к ней, хотел ей помочь, она ждала ребенка, наверно уже не будет его, и закрыл ее телом, умоляя не бить нас больше. Но разве они нас слышат? Разве они имеют жалость к евреям? Они себя не жалеют. Они своих детей не любят, а виноваты евреи.

Вот так Моше все рассказал доктору о случившемся. Пока он рассказывал, они подъехали к дому.

Доктор долго осматривал Хаю.

– Надеюсь, все обойдется, но нужно время. О повреждении позвоночника я ничего сказать не могу, нужно более тщательное обследование, но могу сказать и хорошее, Хая не потеряла ребенка. А сейчас, Моше, я хочу вас посмотреть. Что-то мне не нравится ваш кашель.

– Что вы, доктор, не нужно. У меня все пройдет. Мне и так нечем заплатить вам за Хаю, но я обязательно отработаю.

Врач поднял верхнее веко у Моше и сказал.

– Вы вполне разумный человек, почему все время говорите о какой-то отработке. Поднимите рубашку.

Он долго прослушивал его легкие, потом покачал головой.

– Не нравится мне все это.

– Ничего, доктор, не впервой, все пройдет. Вот только надо все начинать сначала, но мы и это переживем. Видите, они все поломали здесь , забрали все, что можно было унесли, кур порезали, корову увели со двора, но мы встанем на ноги, не сомневайтесь, доктор. Я потом с вами рассчитаюсь, только придите еще на этой неделе, хоть один раз, посмотрите мою Хаю.

– Конечно, Моше, я обязательно приеду к вам завтра и потом буду вас навещать. Как вы это говорите, не сомневайтесь.

Он бережно собрал свои инструменты и вышел из дома.

– Вот видишь, Хая, все будет хорошо и наша Фрида родится. Вот мы ей потом расскажем, сколько было страха, а она вон какая, родится и будет нам под старость утеха.

– Моше, подай мне воды, в горле все пересохло.

Он встал, оглянулся