Чей мальчишка? (илл. В.Тихоновича)
Шрифт:
— Зачем соединять? — продолжал Орлов. — Пускай растут два отряда… Лепецкий — толковый парень. Ему передам отряд. Ты командуй своим… А я займусь партийно-политической работой. Буду создавать подпольный райком партии…
Ехали рядом. На узкой тропе было тесно двум лошадям, и они то и дело толкали друг друга боками.
— Жену твою с сынишкой эвакуировал на восток, — сообщил Максим Максимыч. Потом стал рассказывать о боевых делах отряда: — Готовлю со своими хлопцами комбинированный удар по шоссе и по железной дороге — одновременно. Мост взорвем на Друти. Там моя разведка
— Ну, а засады на дорогах? — нетерпеливо перебил его Орлов. — Делаешь?
— Я же говорю — готовим мины… Зачем зря под пули лезть? Партизанская война — особенная. Тут не в лобовые атаки ходить, а…
— Почему лобовые? Не обязательно. Нападай из засады. Надо истреблять фашистов всеми средствами, какие сейчас у тебя есть. Появилась мина — ставь ее на дороге. Есть граната — кидай под колеса гитлеровцам…
— Готовлюсь вывести из строя сразу две магистрали, — оправдывался Максим Максимыч. — Забьем им тут такую пробку, что за месяц не откупорят…
— Мои две группы нынче пойдут на шоссе. Ты тоже посылай своих, — волновался Орлов, двигал черными ломаными бровями, собирал их в складку на переносице. — Мои будут действовать в районе Лубнищ, а ты своим укажи другой сектор.
Замолчали. Занятый своими мыслями, Орлов не заметил, как лесная тропа привела их к Лосиному ручью, в еловую чащу.
Посоветовавшись с Лепецким, Орлов остановил отряд на привал. Партизаны распрягали лошадей, снимали раненых с повозок, котелками черпали звонкое текучее серебро из ручья и, запрокинув головы, пили, смакуя, покрякивая.
— Отдохну малость, а потом к тебе в отряд. — Орлов осторожно слез с седла и сел на траву возле дерева. — У Журавлиного болота, говоришь? Найду. Ходил туда на охоту. Там насчет дручанского моста решим. Его надо срочно готовить к взрыву. Любой ценой… Есть сведения, поезда пойдут скоро. Кстати, кого ты послал на Друть?
— Кастусь там. Нынче, видно, вернется…
— Задержи его у себя в штабе. Потолкую с ним.
В Лисьем овраге
— Скачи, Семен, в отряд, — приказал Кастусь разведчику. — Я останусь наблюдать за охраной. Взрывчатку переправляй сюда с хлопцами.
Партизан вскочил на коня, нырнул в развесистый сонный подлесок, в мягкую пахучую темень. Кастусь залез под выворотень, положил голову на теплую землю и ненароком задремал. Разбудило его солнышко. Ворошит горячими пальцами волосы на затылке. Щекочет.
Вскочил Кастусь, шлепает себя по плечам — берложную пыль из плисовой куртки выколачивает. Напоследок хлопнул кепкой по колену и, поправив на козырьке ленточку, нахлобучил на белокурый растрепанный чуб. К реке спешит, к старой мельнице. Оттуда, если забраться по стропилам на крышу, хорошо видать и железнодорожную станцию, и мост, что выпятил ребристые бока над Друтью.
На опушке затаился под елью. Вверху, в зеленых космах, кто-то щелкает. Ореховые скорлупки бросает на землю. За мохнатым ельничком Друть играет веселыми бликами. Приложи ухо к земле я услышишь, как воркует вода на перекате. А вон и мельница голую макушку под ветлы прячет…
Кастусь
Кастусь чуть не крикнул: Санька!.. Он… Племяш… Повернул лицо к Кастусю, утирает ладонью разгоряченный лоб. Шепчет что-то своему дружку. Чей же этот, рыжеголовый? Кажется, сынишка райисполкомовской машинистки.
Что они тут делают, шпингалеты?
Опять поволокли. Кастусь — следом. К горбатой ветле пробираются. Остановились, ношу на траву положили. И только тут Кастусь разглядел, что несли мальчишки: пулемет… немецкий ручной пулемет…
Вскарабкался Санька на ветлу, сел на развилку, глазами по берегу бегает.
— Давай… живей… — торопит он товарища.
Поднимает Владик пулемет — тяжело, аж коленки дрожат от натуги… Санька за ствол тянет вверх. Спрятали в дупло. Шмыгнули в вербнячок. Остановились на берегу поодаль. Удочки размотали, окунишек таскают из заводи. Еще дальше отошли, опять закинули удочки…
Эх, окликнуть бы Саньку, да нельзя. Таиться надо до поры. Обнаружишь себя — дело погубишь.
Проводил взглядом мальчишек до переката. Стоит в орешнике, мысленно с Санькой разговаривает. Вдруг слышит — чьи-то сапоги скребут землю… Ближе… Ближе… Черная голова из кустов показалась. Ктитор. Верещака… Порожний мешок на плече, в руке коса. Заметил мальчишек, присел, голову в плечи втянул, только картуз торчит над лопатками — козырек вверх, как клюв ворона на излете. Они к Дручанску бредут, и он за ними крадется, приседает, как хорек возле цыплят…
Смекнул Кастусь: выслеживает «божий человек» мальчишек. Попадут в беду. Замешкайся они с пулеметом, накрыл бы.
Кастусь вернулся к горбатой ветле, заглянул в дупло, а там — целый арсенал. Вытащил пулемёт, две гранаты, патроны и красный флаг. В порожнее дупло записку бросил. Небось найдут…
Владик толкнул калитку — не отворяется. Постучал в окошко — тишина в избе. «Дрыхнет небось…» — решил он.
Остался последний способ проникнуть во двор.
Владик вскарабкался на забор, занес ногу на верхний горбыль, но не успел спрыгнуть: его окликнули. Он повернул рыжее конопатое лицо в ту сторону, откуда послышался знакомый голос.
Размахивая порожним солдатским котелком, мимо соседского палисадника шагает Санька. Штаны до колен засучены, мокрые ступни ног опутала зеленая волосатая тина. Видно, речку вброд переходил.
— Ты чего? — спрашивает Санька.
Владик хмурится, брови насупил, в глазах — испуг. Чешет поклеванную цыпками ногу второй ногой, шмыгает носом.
— Говори! — требует Санька.
— Тайник обокрал кто-то…
— Не врешь?
Честное пионерское…
— Может, почудилось? — продолжает допытываться Санька. Он никак не может поверить, что кто-то обнаружил их тайник. — Рукой пошарил бы в дупле…