Чингисхан-3. Солдаты неудачи
Шрифт:
Людей встречаю часа через полтора. По тропе, ведущей через скалы, гуськом идут человек двадцать, в основном женщины. Беженцы. Завидев меня, они сначала пугаются, но разглядев нашивки, только качают головами. Старуха в черном платке молча достает из узла какие-то брюки и вельветовую куртку на молнии. Я так же молча снимаю форму и переодеваюсь.
Если нас поймают хорваты, в гражданской одежде есть, пусть и гипотетический, но шанс уцелеть. В форме «Черных волков» меня убьют на месте.
…Беженцы бредут по дороге. Их тысячи, десятки тысяч. Скорбная процессия тянется на многие километры. Они несут на себе узлы,
Стонут раненые — сербы вывозят всех пациентов из больниц и госпиталей. Оставлять их противнику нельзя, это равносильно убийству. В Книне, захваченном два дня назад, не успели эвакуировать госпиталь — хорваты выбрасывали раненых из окон и еще живых давили танками.
И вновь невозможно поверить, что все это происходит в конце двадцатого века в Европе.
Над колоннами беженцев время от времени проносятся боевые самолеты. На их крыльях хорошо читаются надписи: «NATO — OTAN», разделенные какими-то кругами и белыми звездами. Иногда появляются вертолеты. Они с утробным гулом зависают в небе, потом улетают. Когда я думаю, что может сотворить со всеми этими людьми один такой самолет или вертолет, мне становится страшно.
У беженцев почти нет ни еды, ни воды. Колонну будоражат слухи. Они быстро распространяются среди измученных, напуганных людей. Слухи самые разные. Говорят, что операция хорватской армии называется «Олуя [22] » и проводится при поддержке натовской авиации. Говорят, что с аэродрома в Баня-Лука транспортные самолеты эвакуируют детей и раненых в Сербию. Говорят, что дорога на Босанска-Крупа перерезана хорватами. Они обстреливают все машины, движущиеся со стороны Цазина. Говорят, что 5-й корпус армии Боснии и Герцеговины у Плитвицких озер ударил в тыл Личскому корпусу сербов, разрезал территорию Краины на две части и Западная Славония уже пала.
22
Олуя (серб.) — буря
Небритый мужчина в инвалидной коляске громко рассказывает о том, что всех нас предали. Мол, отцы-командиры больше думали о том, как отступить и вывести людей, чем о том, как победить врага. В память врезается фраза, якобы сказанная кем-то из офицеров во время совещания в штабе: «Если я буду стрелять в хорватов, кто будет управлять моим трактором и везти мою семью в Сербию?».
Стало быть, они изначально не верили, что выстоят. Люди жили ожиданием беды — и бегства. Я не вправе их судить. По сути, сербы вступили в противостояние со всем тем миром, который почему-то называют цивилизованным. Вступили — и проиграли. А побежденных, как известно, ждет горе…
Утром в двухколесной повозке, заваленной узлами и сумками, умер ребенок. Совсем маленький, не старше года, он всю ночь плакал, кричал, а на рассвете затих. Мать, молодая сербка, повязала голову черным платком. Кативший повозку отец завернул тельце сына в простыню и похоронил его в десяти шагах от обочины дороги. Я и еще несколько мужчин помогли
Я видел умершего малыша, видел его лицо. Красное, сморщенное, жуткое, оно напоминало мордочку какого-то зверька. И еще меня поразило, что мать мальчика не проронила ни слезинки. Она восприняла все произошедшее как должное. Потому что беда. Потому что война. На войне убивают. И не только солдат, но и детей…
К обеду наша колонна доползает до межгорной котловины, поросшей лесом. Дорога вьется между осыпей, дважды мы вброд переходим какую-то горную речушку. Многие набирают воду в бутылки, банки, фляги, бидоны или просто в ведра.
Два хорватских штурмовика внезапно вываливаются из-за облаков и с ходу открывают огонь по колонне. Крупнокалиберные пули авиационных пулеметов выбивают в асфальте дыры с кулак величиной. Монолитная толпа, ползущая по дороге, тут же разбивается на множество осколков — люди бегут в разные стороны, бросая машины, трактора, тележки, узлы и сумки.
Штурмовики, покачивая крыльями, уносятся за зубчатую стену утесов, разворачиваются и на бреющем полете еще раз проходят над дорогой. Они прицельно расстреливают технику, дают залпы неуправляемыми ракетами по зарослям, в которых спрятались беженцы. Вспышки пламени, грохот взрывов, в воздух летят ветви деревьев — и куски человеческих тел.
Я наблюдаю за всем этим из расщелины между скалами. От бессильной злобы хочется выть. Зачем, для чего убивать тех, кто и так уже изгнан с родной земли, кто не может ответить, не может навредить? Беженцы — это не войска, фермерские трактора — не танки…
— Уроды, — выцеживаю сквозь зубы, провожая взглядом удаляющиеся штурмовики.
На дороге — мертвые тела, размочаленный скарб, тряпки. Несколько раненых кричат, взывая о помощи. Я покидаю свое убежище, лихорадочно соображая, как и чем помочь этим несчастным. Из леса выходят уцелевшие, женщины плачут, мужчины ругаются, потрясая кулаками.
На дороге позади нас появляется БМП. Это М80, «корыто». Над башенкой развевается хорватский флаг — ненавистная «шаховница». Под таким знаменем во время Второй мировой усташи проводили этнические чистки в сербских селах. Спустя полвека все повторяется вновь…
С М80 на дорогу сыплются солдаты. Они сразу открывают плотный огонь, стремясь убить как можно больше людей до того, как те успеют скрыться в лесу. Гулко бухает орудие БМП. Взрыв разносит в щепки телегу в нескольких метрах от меня.
Оглохший, с запорошенными пылью глазами, я бегу прочь от дороги, вламываюсь в заросли. Пули вжикают над головой, с тупым стуком вонзаются в стволы ясеней. Мне сейчас ясно только одно — надо уходить в горы, как можно выше. Туда, где нет ни дорог, ни троп. Там одинокого беглеца никто не станет искать. О том, что ждет меня потом, стараюсь не думать.
Главное — выжить. Не потерять контроль над ситуацией — и над собой. И словно в насмешку, конь уносит меня в тринадцатый век в самый неподходящий момент. Я взбираюсь на скальный гребень, останавливаюсь на секунду, чтобы перевести дух — и проваливаюсь в прошлое…
Над золочеными крышами Чжунду, главной из пяти столиц Великой империи Цзинь, плыл многоголосый звон колокольчиков. Так жители огромного города пытались привлечь внимание добрых духов, чтобы те помогли им отразить нападение северных варваров.