Чингисхан. Книга 1. Повелитель страха
Шрифт:
— Ну ладно, обойдемся без танцев, — снисходительно вроде бы как соглашается она и тут же начинает частить: — Не больно-то и хотелось на самом деле. Па-адумешь, ВИА! Да это ВИА с Компрессорного завода, там и играть-то никто не умеет. Че по жаре таскаться, ноги бить… Ну, пошли? Мамка с отцом в деревню поехали, завтра вечером только вернутся…
Я смотрю на ее подрагивающие ресницы, на губы, на легкий налет пудры, покрывающий щеки. Мне вроде бы и стыдно — вот стоит красивая девчонка и сама уговаривает пойти к ней, остаться на ночь. Но этот мой стыд, он какой-то приглушенный, далекий. Он словно бы остался в прошлой жизни,
Теперь я — такой. Новый. Наверное, если бы мы с Надей на самом деле играли в кино, зрители осудили бы меня. Но мне честно — плевать. Плевать на все. Я отныне делаю только то, что сам считаю нужным. Меня можно обмануть, но нельзя заставить.
— Извини, — бормочу я и шагаю к подъездной двери. — Сегодня ничего не выйдет…
— Ты… — Надя почти кричит. — Артем! Я с тобой!
— Не надо. Иди к себе, — не оборачиваясь, говорю я и думаю: «Сейчас будет выкинут главный козырь». Надя не обманывает моих ожиданий.
— Ах, так! Тогда я… Я все равно пойду! Меня Нелька, Светка и Венерка звали!
Нелька, Светка и Венерка — это Надины подружки из КИСИ. Разбитные девчонки, «общажницы», которых я «не одобряю». Но сейчас мне все равно.
— Иди.
— Там Бики и Фарид из двенадцатого дома будут! — кричит Надя.
Бики и Фарид — бывшие Надины ухажеры. С ними у меня был в свое время «пацанский базар». По неписаным уличным законам, если девушка, которая «ходит с парнем», появится на танцах одна, значит, она свободна.
— Смотри, чтобы они не помахались из-за тебя, — ставлю я точку в разговоре и хлопаю подъездной дверью. — Прости, Надя, но так будет лучше для всех…
Поднимаюсь по лестнице, останавливаюсь на втором этаже, проверяю почтовый ящик и обнаруживаю письмо. Мятый конверт весь в штемпелях, наискось синеет лихая надпись: «Возврат!». Внутри все сжимается от нехорошего предчувствия. Письмо адресовано мне, но неизвестный отправитель неправильно написал номер дома.
Подойдя к окну — тут посветлее — нахожу на конверте самый первый штемпель, чтобы узнать дату отправления. На нем написано «Москва 017», в центре — дата. Ого, а письмо-то, прежде чем найти меня, блуждало полтора месяца! Его даже пытались вернуть отправителю.
Решительно рву конверт и достаю лист очень белой, приятно-кожистой на ощупь бумаги. Письмо написано аккуратным мелким почерком тонкой перьевой ручкой: «Здравствуй, Артем! Пишет тебе незнакомый родственник Николай Севостьянович Чусаев».
Я вздрагиваю. В моих руках — письмо с того света…
Достаю сигареты, закуриваю. Руки дрожат. Сделав несколько затяжек, берусь за письмо: «Наш род, род Чусаевых, очень древний. Из Понежского летописного свода известно, что князь Всеволод Романович Чусай целовал крест и давал клятву верности Великому князю Ивану Третьему. На протяжении веков наши предки служили русским государям, но в конце XVIII века по неизвестной мне причине Чусаевы были лишены дворянского чина, имущества, отлучены от церкви и сосланы на самый край тогдашнего света — на Камчатку. Лишь в середине XIX века Федор Александрович Чусаев, купец первой гильдии, получил жалованное дворянство и смог определить двух своих сыновей в военное училище. Достичь былых высот Чусаевы так и не смогли, но, в общем-то, не бедствовали, без особых потерь пережили революцию, служили в РККА. Впрочем, это все сейчас уже неважно.
Дни мои сочтены. Диагноз, поставленный
Этой вещью всегда владели мужчины. Наш общий предок, полковник Филипп Аристархович Чусаев, в Первую мировую войну командовавший кавалерийским полком, оставил вполне конкретную инструкцию, в которой указывал, что беды, постигшие Чусаевых во времена Екатерины Второй, связаны с тем, что тогдашний глава рода, князь Владимир Михайлович, открыл шкатулку. К сожалению, послание полковника было мною утеряно в 1943 году, в госпитале, но суть его я изложил верно.
В общем, Артем, ни в коем случае не открывай шкатулку! Когда придет время, ты передашь ее своему старшему сыну или племяннику и дашь прочесть или перескажешь ему мое письмо.
В заключении я хочу извиниться перед тобой за то, что не сумел при жизни найти время, чтобы пообщаться, что не уделял внимание вашей семье. Когда ты получишь это письмо, меня уже не будет».
Далее поставлена дата, после идет несколько густо зачеркнутых слов и приписка. «Заклинаю тебя, не открывай. Прощай».
Все, больше в письме нет ничего. Аккуратно сворачиваю его, убираю в задний карман и еще раз осматриваю конверт. Адрес написан достаточно разборчиво и верно, а вот номер дома…
Эх, дядя Коля… Впрочем, я не вправе осуждать старика. Он, полуживой, сумел найти в себе силы, чтобы отправить это письмо и не его вина, что меркнущее сознание сыграло с ним — а точнее, со мной — злую шутку. Но почему он не отправил его сразу? Чего он ждал?
Стою в подъезде и смотрю сквозь пыльное окно на разноцветные огни в окнах дома напротив. Я спокоен. Мне совершенно не страшно. Это самый настоящий фатализм. От судьбы и вправду не уйти. Шкатулка открыта, ничего изменить уже нельзя. Я даже могу гордиться собой — около двухсот лет никто из людей не касался холодного серебра фигурки, приносящей… Что? Беды? Несчастья? Или все сложнее? Вдруг конь просто дарит свободу выбора? Или побуждает к каким-то действиям?
Теперь я точно знаю, что изменения, произошедшие со мной, неслучайны. Можно, конечно, засунуть фигурку обратно в шкатулку. Но, во-первых, поможет ли это? А во-вторых, и, пожалуй, в главных — зачем?
Мне нравится моя новая жизнь. Новый «я» — лучше прежнего, это ясно. Пусть уж лучше серебряный конь ведет меня по дороге жизни, а куда заведет эта дорога, мы оба со временем обязательно узнаем…
Просыпаюсь рано. Темно. В окно стучит дождь. Спать не хочется. Встаю, делаю зарядку, удивляясь самому себе. Быстро завтракаю и еду в университет. Уже в трамвае вспоминаю, что сегодня можно было и не спешить. Черт!
Новое, год назад выстроенное здание второго гуманитарного корпуса белым айсбергом плывет сквозь дождливое небо. В коридоре пусто. Братья-филологи грызут гранит науки, а у нас, раздолбаев-журналистов, нет первой пары.
Сворачиваю в курилку. Как и ожидалось, там вполне многолюдно. Идет живое обсуждение какой-то темы, в которую меня втягивают с порога.
— Арти, а ты как думаешь — надо?
Бики сидит на подоконнике и протягивает мне пачку сигарет. Не ожидал его здесь увидеть.