Чингисхан. Пядь земли
Шрифт:
В итоге, туша переходила от команды к команде ещё три раза, а потом вернулись уезжавшие за сёдлами наездники и всё началось заново.
Состязание длилось до самого вечера, победителем вышла синяя команда, после чего Эйрих дождался, пока всадники дадут коням остыть и начал церемонию вручения приза.
— Победителем объявляется команда Аравига! — воскликнул он, после чего подъехал к старшему дружиннику и вручил ему малый кошель с монетами. — Раздай монеты своим людям!
— Ха-ха, силиква лишней не бывает... — удовлетворённо улыбнулся тот. — Эх, давно так не веселился! Правильно говорю,
— Да-да, правильно говоришь! Вот это веселье! Давайте завтра повторим! — заголосили наездники. — Эйрих, давай завтра ещё разок!
— Завтра можете, но только если сами, — ответил на это Эйрих. — Я на весь день иду в каструм, но выделю призовые деньги.
— А если завтра будет участвовать больше всадников? — задал резонный вопрос трибун Вульфсиг, нежно потирающий ушибленную левую руку. — Это сегодня никто не знал, что за состязание и что за него есть щедрая награда, а завтра будет намного больше желающих поучаствовать.
Это потому, что сегодняшние участники не будут загадочно молчать на расспросы селян, а расскажут всё в подробностях. На это, собственно, Эйрих и рассчитывал. Состязание должно войти в молву, стать чем-то особенным и интересным, только тогда можно рассчитывать на присоединение к играм всё новых и новых всадников.
— Я увеличу приз на количество членов команды, — пообещал Эйрих.
— Вот это отличная новость!!! — обрадовался Аравиг. — А сейчас что? Домой?
— Стемнело, — вздохнул Эйрих. — Домой.
Когда они вернулись в деревню, Эйрих, первым делом, позаботился об Инцитате, вдоволь побегавшему сегодня: распряг его, вычистил шерсть щёткой, поставил в стойло, дал корм, напоил и пожелал спокойной ночи.
После этого он пошёл в бражный дом, где уже началась заинтересованная суета. Женщины носили дружинникам вечернюю снедь, а за угловым столом, в компании пятнадцати слушателей, сидел Аравиг, с важным видом рассказывающий о том, чем они весь день занимались. В основном, вокруг него собрался молодняк, с восторгом слушающий детали жёсткой гонки. Среди них также были сыновья Мундзука — Аттила и Бледа.
— А вот и Эйрих! — увидел мальчика старший дружинник. — Садись и выпей с нами! И поведай, где же ты узнал об этом состязании!
Эйрих пригубил браги, которую, честно сказать, терпеть не мог, после чего рассказал легенду о том, что эта игра испокон веку известна среди кочевников далёкого востока.
— У нас тоже в такое играют, — сообщил вдруг Аттила. — Но только самые лучшие наездники, потому что не каждый достаточно ловок, чтобы схватить овцу из седла.
Умозрительно представив, как можно поднять овцу из седла без стремени, Эйрих посчитал, что это вполне возможно, но крайне непросто. Нужно будет взяться за один из рогов седла, свеситься на бок и схватить овцу свободной рукой, после чего осуществить могучее усилие и вернуться в исходное положение. Ничего нереального, но, действительно, на такое способны только очень сильные всадники. А вот если тебе кто-то будет мешать...
Со стременами же поднять тушу легче, причём ещё и менее опасно, так как с опорой ниже риск сверзиться под копыта лошадей соперников.
«Падать в общей свалке — падать в объятия смерти», — подумал Эйрих.
— Завтра повторим обязательно! —
— Стременами, — ответил мальчик. — Наши седельщики умеют делать правильные сёдла, можно заказать хоть завтра.
Его слова вызвали живейший интерес и в этот момент он понял, что его затея полностью оправдалась. Сегодня о кок бору узнают сотни, а уже завтра тысячи. Люди захотят посмотреть на состязание, увидев его, многие захотят поучаствовать, что вызовет спрос на новые сёдла, а там почти все поймут, что эйриховские сёдла намного удобнее не только в состязании, но и в повседневности.
«Возможно, следует также уделить внимание земледелию», — вдруг пришла в голову Эйриха мысль. — «Да, кони с новыми хомутами пашут почти в пять раз быстрее, чем волы, но волы дешевле, поэтому распространения моя идея не получила. Может, раскрыть мошну и постепенно покупать селянам лошадей?»
— Покупайте, вещь полезная, точно вам говорю! — поддержал слова Эйриха Аравиг. — Я сам хулил это седло, думал, что Эйрих мается блажью, но теперь, пободавшись с остальными в состязании, понимаю, что на старом седле быстро бы переломал себе все кости!
«Не каждая лошадь годится для распашки, поэтому нужно также озаботиться покупкой крупных пород, кои есть у римлян, но они предпочитают использовать их в шахтах и на производствах, потому что нового хомута не знают», — продолжил размышлять Эйрих. — «Вообще, надо будет, как закончу с тактикой, написать трактат о земледелии, чтобы потомки ничего не забыли».
Кто владеет зерном — тот владеет Римом. Эйрих накрепко запомнил это умозаключение, выведенное из разговоров с Соломоном Атратином Приском. Вчетверо или впятеро большее количество распаханных земель — это вчетверо или впятеро больший урожай. Убрать зерно, при таком количестве племенных жителей, нетрудно, но труднее всего вспахать землю.
Когда они придут в Италию, там будет много латифундий, которые надо будет не разрушать, а захватывать. Можно будет внедрить новые хомуты, уменьшив потребное количество рабочих рук, что несомненно увеличит количество получаемого зерна.
«Кто кормит — тот и правит», — подумал Эйрих. — «Без зерна не устоит ни один император, потому что голодные люди за ним не пойдут».
Вот так, постепенно, вырабатывался его план по надёжному овладению Римом.
Побыв ещё часок в бражном доме и послушав восторженные рассказы собирающихся наездников, Эйрих отправился домой.
/17 января 409 года нашей эры, провинция Паннония/
На улице стучали деревяшки, скрипел снег и хрипело несколько уставших людей. Тренировки тяжелы, но благодарны. Но тренировался не Эйрих. Эйрих спал.
— Ну-ка, расскажи мне, что за состязание, о котором только и говорят в деревне? — разбудил валяющегося на шкурах у каминуса Эйриха отец.
Зевта, вместе с Руа, Мундзуком и самыми ближними дружинниками, ездили вчера на охоту, поэтому Эйрих уснул гораздо раньше их возвращения. Естественно, консул увидел изменения, произошедшие за время его отсутствия.