Чтение онлайн

на главную - закладки

Жанры

Число и культура
Шрифт:
1, 2, 3 ¦ 4, 5, 6

Каждый из них – путь от достигнутой "полусвободы" через либеральный этап к утверждению авторитарных начал. Первые революции эпохи масс, открывающие и первый цикл, представляют собой отказ от предшествующего абсолютистского состояния и лишь частично преуспевают в этом. Четвертые революции отталкиваются от предыдущего тоталитарного режима и, аналогично, добиваются лишь ограниченного успеха. Таким образом, "задачи" двух циклов перекликаются, закономерно повторяются и свойства их последовательных ключевых компонентов. Замечание Ф.Броделя: "Даже революции не бывают полным разрывом с прошлым" [62, c. 56], – уместно дополнить: сами революции во многом и составляют наше прошлое. В качестве организующих вех, задающих "систему координат", они формируют коллективное представление о нем и тем самым не столько отделяют нас от предшествующего, сколько психологически соединяют с ним в рамках общей ментальной, логической структуры.

Несмотря на подобие двух троек, они не полностью

эквивалентны. Обе реализуются на фоне сквозной, идущей по нарастающей модернизации, причем, не только революционной, но и эволюционной, чем обусловливается снижение, так сказать, "амплитуды колебаний" (диапазона скачкообразных изменений политических свойств общества в результате революции). Так, советских людей в процессе свержения коммунистического режима, т.е. в ходе четвертой революции, уже не приходилось убеждать в правомерности власти конституции и закона, необходимости выборности исполнительных и законодательных органов и т.д., что коренным образом отличало их от соотечественников начала ХХ в., периода революции первой. Поэтому четвертые революции имеют шансы протекать "более гладко", чем первые – ср. серию "поющих", "бархатных" революций, "революцию гвоздик". Сходным образом, если третьи бифуркации приводят к достаточно ярким автократическим, тоталитарным режимам, то шестые (насколько позволяет судить прецедент V республики Франции) лишь ставят легкий авторитарный акцент, не отказываясь от большинства достижений предшествующей либеральной ступени. В среднем, революции становятся все менее "резкими", что, похоже, свидетельствует о возрастании значения эволюционной составляющей модернизации и относительном снижении революционной. При этом общая тенденция – "тренд" или "мода" – ориентирована на либеральный стандарт.

Одни страны (морские) ограничиваются двумя революциями, другие (континентальные) переживают более дробную серию, но в обоих случаях речь идет об одном и том же процессе – исторической трансформации партиархальных социумов аграрной эпохи в модернистские индустриальные, постиндустриальные. На протяжении последних веков человек все более отчуждается от природы, растет степень рациональности и информационной насыщенности, степень "переделанности" как самого человека, так и его среды. Если считать подобную трансформацию одной большой бифуркацией (см., напр., Н.Н.Моисеев), тогда рассматриваемые революции попадают в ранг "подбифуркаций", "фазовых переходов второго рода". Воспользовавшись еще одной естественнонаучной параллелью, здесь можно увидеть единый переходный процесс – перемещение социумов с одного энергетического уровня на другой. В зависимости от собственных качеств, системы переходят с одной ступени на другую либо по более "плавному" сценарию, либо посредством серии колебаний. Колебаний, однако, затухающих. Путь развития континентальных стран тяготеет ко второму варианту. Явление затухания колебаний, по-видимому, и ответственно за то, что второй цикл – совокупность революций под номерами 4, 5, 6 – оказывается менее "резким", менее "амплитудным" по сравнению с первым.

В ходе предшествующего изложения, впрочем, использовались не подобные континуальные, а дискретные представления (номера революций). Насколько возможно, мы старались оставлять в стороне национальные и цивилизационные особенности государств, переживающих революционные потрясения. Разумеется, не потому, что национальная специфика не важна, а для решения все той же задачи – как можно отчетливее подчеркнуть значение универсальных элементарно-математических сил. Не знаю, насколько удачной показалась читателю такая попытка, но тему составлял поиск очередной иллюстрации механизма рационального бессознательного и его экспликаций в сфере политики.

Вероятно, мы по-прежнему вправе говорить не столько о строгом законе, сколько о более или менее явно выраженной закономерности, хотя и не лишенной серьезных предпосылок. Из этого, в частности, вытекает: последствия одинаковых по номеру революций в разных странах иногда могут столь существенно отличаться друг от друга, что их затруднительно объединить в рамках одного и того же паттерна. Например, были рассмотрены примеры политических режимов, устанавливающихся после двух бифуркаций: в Британии после "Славной революции", в США после Гражданской войны, в России периода Временных правительств, Веймарская республика в Германии, Нидерланды после 1830 г., послевоенная Япония, мировое сообщество в целом после Второй мировой войны, – которые ассоциируются друг с другом по признаку превалирования либерализма и демократии. Однако при этом, скажем, во Франции второй бифуркацией послужила Июльская революция 1830 г. Действительно ли к либерально-демократическому обществу пришла Франция по ее стопам? – Июль положил конец периоду Реставрации, возвел на трон младшую ветвь Бурбонов (Луи-Филипп), но усмотреть в данном случае не частичную демократизацию, а демократию, пожалуй, непросто. Главное, что подпадает под родственный другим вторым революциям стандарт – это откровенное господство банков и денег: у власти финансовая аристократия.(30)

Не менее щекотливые вопросы возникнут и по итогам второй революции в Югославии. Напомним, 1 декабря 1918 г. образовано Королевство сербов, хорватов, словенцев, с 1929 г. превратившееся в Югославию. Доминирующее положение принадлежит сербской буржуазии, с января 1929 г. устанавливается военно-монархическая диктатура. Т.е если в экономике (рыночное хозяйство, частная собственность, конкуренция) еще различимы ведущие признаки либерализма, то аналогичная атрибуция в сфере политики едва ли выглядит правомерной. – Впрочем, по контрасту с плодами третьих революций в тех же странах – империей Наполеона III, коммунистической Югославией И.Б.Тито – итоги вторых революций все же ассоциируются,

пусть авансом, условно, с либерально-демократическим паттерном. Югославии 1920-30-х гг. свойственна капиталистическая система и преимущественно этническая (но не конфессиональная) самоидентификация: юго-славянское единство, либерализм не только здесь, но и повсюду сопряжен с утверждением национального государства. Т.е в диахроническом срезе оба последних примера не находятся в антагонистических отношениях с историческим маршрутом других общественных систем.

Недавно названы два наиболее заметных цикла в исследуемом ряду революций. Первый из них – отпечаток структуры М = 3, т.е. в хронологическом ракурсе сходство революций через одну (гегелевская перекличка синтезиса с тезисом). Результат третьей революции во Франции, империя Наполеона III, взывал к образцу империи Наполеона I, вершины первой, Великой французской, революции. "Национальная революция" 1932 – 33 гг. в Германии (третья по счету) похоронила режим Веймарской республики, чтобы, как и после первой революции, создать империю. "Советская империя", продукт третьей, Великой Октябрьской, революции, по изрядному числу параметров перекликается с империей Николая II после революции 1905 – 07: обе партийно активированы (до 1905 г. любые политические партии запрещены); в обеих существуют парламенты (Государственная Дума и Верховный Совет), фактические полномочия которых, однако, скромны, и реальная власть принадлежит одному лицу, не прошедшему через всенародные выборы; наконец, похожи и исторические задачи: наращивание внешнеполитического могущества, ускоренная модернизация, индустриализация недостаточно образованной и технологически отсталой крестьянской страны. Наряду с повторением свойств политических режимов через одну бифуркацию, наблюдается и более крупный логический шаг – через две, диахронический парафраз структуры М = 4. Еще раз, теперь более обстоятельно, попробуем прояснить причины возникновения обоих циклов.

Ответственны за тот и другой, как уже известно, особенности общественного сознания. Во-первых, население в новейшую эпоху становится грамотным и, что не менее важно, "своевольным". Все труднее обнаружить в массах готовность подчиняться узкому кругу поставленных "от Бога" власть имущих, историческую судьбу берет в свои руки активное большинство, самостоятельно создавая себе вождей и кумиров. Рост своеволия подчеркивается революционным методом решения назревших социальных проблем: эпоха масс – это и эпоха революций. Во-вторых, помимо "эндогенности" (политические режимы создаются и/или санкционируются самим социумом), наблюдается скачок в направлении к рациональности. Революции формулируют программы, выдвигают лозунги, без убеждения масс невозможно общественное управление. В дополнение, наблюдается резкое ослабление религиозно-мифологических форм коллективного сознания: от религии либо вовсе отказываются, либо прибегают к ее рациональным трактовкам, ограничивают сферу ее компетенции. Секуляризация – спутник рационализации. В-третьих, если отныне за политическую историю не в последнюю очередь ответственно коллективное рациональное – сознательное и бессознательное, – то в своем массовом, "профаническом" варианте оно не может не быть тривиальным. И в-четвертых, каждая революция несет в себе огромный заряд отрицания, представляя собой категорический отказ населения жить по старым порядкам. Всякий отказ подразумевает сравнение с предыдущими политическими состояниями и тем самым – с результатами прежних революций. О последних массы в целом достаточно информированы – из личного и семейного опыта, из школьных программ, произведений искусства, масс-медиа. Однако сравнения бывают разными по логической конструкции.

Если большинство населения обладает относительно короткой оперативной памятью и предпочитает исходить из персонального опыта, то акт отрицания обращается лишь на непосредственно предшествующий революции политический режим: его далее не желают терпеть, и с новых позиций ему говорится решительное "нет". Это типичный образец наипростейшего, бинарного отношения, n = 2, приводящий в конечном счете к М = 3, классическая база для гегелевской исторической схемы "тезис – антитезис – синтезис". Антитезис – отрицание тезиса, "нет" ему. Но тогда следующая революция, очередное по времени отрицание – когда синтезис отрицает антитезис – приводит к воспроизводству ряда признаков предпредыдущей, пусть и "на новом витке". Об этом и шла речь, когда упоминалась перекличка политических режимов, скажем, после третьих и первых революций. Закон отрицания отрицания по-своему вполне логичен (см. раздел 1.3), отвечает здравому смыслу.

Ситуация в корне меняется, если в массовом сознании активнее задействован не тринитарный, а кватерниорный паттерн (М = 4). В этом случае в процессе революции отрицанию подвергается не только непосредственно предыдущий, знакомый по недавнему личному опыту политический режим, но и предшествующий ему. Т.е. здесь по сути реализуются сразу два отрицания, два "нет". Возможно потому, что в коллективной памяти еще не стерлись следы соответствующей предпредыдущей революции и помнится о неудобоваримости ее плодов. Возможно, вспомнить о ней заставили новые обстоятельства или повышение актуальной информированности социума. Также не исключено, что ведущие слои задают себе естественный вопрос: да, мы видим, что недавно существовавший политический режим неприемлем, оттого мы и совершили революцию, но что-то ведь заставило наших предков к нему прийти, поднявшись на свою революцию; не означает ли это, что и более раннее политическое состояние не подходит народу? Вне зависимости от причин, ситуация двойного "нет" соответствует более широкой оперативной памяти: вместо n = 2, М = 3 задействована схема n = 3, М = 4. В этом случае следует ожидать повторения свойств революций, порождаемых ими режимов уже не через одну, а через две.

Поделиться:
Популярные книги

Мама из другого мира. Делу - время, забавам - час

Рыжая Ехидна
2. Королевский приют имени графа Тадеуса Оберона
Фантастика:
фэнтези
8.83
рейтинг книги
Мама из другого мира. Делу - время, забавам - час

Крещение огнем

Сапковский Анджей
5. Ведьмак
Фантастика:
фэнтези
9.40
рейтинг книги
Крещение огнем

Отмороженный

Гарцевич Евгений Александрович
1. Отмороженный
Фантастика:
боевая фантастика
рпг
5.00
рейтинг книги
Отмороженный

Кротовский, не начинайте

Парсиев Дмитрий
2. РОС: Изнанка Империи
Фантастика:
городское фэнтези
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Кротовский, не начинайте

Кодекс Охотника. Книга XXI

Винокуров Юрий
21. Кодекс Охотника
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Кодекс Охотника. Книга XXI

Хозяин Теней

Петров Максим Николаевич
1. Безбожник
Фантастика:
попаданцы
аниме
фэнтези
5.00
рейтинг книги
Хозяин Теней

Темный Лекарь 6

Токсик Саша
6. Темный Лекарь
Фантастика:
аниме
фэнтези
5.00
рейтинг книги
Темный Лекарь 6

Чапаев и пустота

Пелевин Виктор Олегович
Проза:
современная проза
8.39
рейтинг книги
Чапаев и пустота

Кодекс Охотника. Книга VI

Винокуров Юрий
6. Кодекс Охотника
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Кодекс Охотника. Книга VI

Вернуть невесту. Ловушка для попаданки

Ардова Алиса
1. Вернуть невесту
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
8.49
рейтинг книги
Вернуть невесту. Ловушка для попаданки

Вернуть невесту. Ловушка для попаданки 2

Ардова Алиса
2. Вернуть невесту
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
7.88
рейтинг книги
Вернуть невесту. Ловушка для попаданки 2

Младший сын князя

Ткачев Андрей Сергеевич
1. Аналитик
Фантастика:
фэнтези
городское фэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Младший сын князя

Красноармеец

Поселягин Владимир Геннадьевич
1. Красноармеец
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
4.60
рейтинг книги
Красноармеец

Истинная со скидкой для дракона

Жарова Анита
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Истинная со скидкой для дракона