Число и культура
Шрифт:
"Новое мироощущение" синергетики – принципиальная нестабильность мира, его открытость, непредсказуемость – похоже, есть во многом хорошо забытое старое. Не так ли и неандерталец переживал "необеспеченность" окружающего мира, свою острую зависимость от "неожиданностей", ведь за каждым кустом прятался либо кровожадный хищник, либо, напротив, что-нибудь убегающее и съедобное? Лишь тысячелетия спустя (условно говоря, к античности) человек обрел не только инструментальную силу, но и психологическую уверенность, запечатлев и природу, и общество в неких "незыблемых" ("статичных") логических формах. Ныне, на новом витке, выбор между двумя типами отношения к миру: его открытостью, немыслимой сложностью и преисполненностью "сюрпризами", с одной стороны, или обеспеченной замкнутостью, логической простотой и стабильностью, с другой, – есть выбор и психологической, исследовательской установки, т.е. является априорным. Мы отдали предпочтение второй позиции.
Избранная автором точка зрения, конечно, может быть признана эпатажной, между тем она ничуть не менее оправданна,
Читателя мог также насторожить использованный способ оперирования с революциями как с чем-то само собой разумеющимся и рядовым, тогда как они – всегда "особые точки истории", всегда – "исключение". Такой способ отчасти обусловлен принятой точкой зрения: всякий раз мы занимали мысленную позицию, соответствующую уже состоявшейся ("законченной") революции, даже при прогнозировании (что будет, если произойдет еще одна?). То, что уже произошло – автоматически "само собой разумеющееся".
Надеюсь, не вызвало недоумений, почему закономерности означенного типа включаются лишь в период новейшей истории. На предшествующих этапах государство и власть еще мифологизированы, отсутствует и самостоятельный феномен общественного мнения, самосознания. Напротив, в последние века наблюдается стремительный рост образованности населения (грамота, счет), приобретают активность и массы, перерезавшие пуповину своей психологической зависимости от традиционных, "данных Богом" порядков. Возрастает самомнение научившегося рассуждать большинства, которое отныне считает возможным и даже необходимым не безоговорочно подчиняться, а выстраивать общество под себя ("народ – суверен"). "Под себя" означает "под свои представления", а таковые обладают выраженным рациональным компонентом, наипростейшим при этом. На патриархальной стадии подобные условия еще не существовали. Время от времени разражались бунты, но, во первых, они обычно оказывались далеки от рационально поставленных целей, во-вторых, коллективная память о них обретала форму преданий, почти сказок и мифов. У рациональной, прогрессивно рядоположенной последовательности в таком контексте практически не было шансов возникнуть. Новейшее время – это эра не только революций, но и идеологий. Более детальный анализ заставил бы упомянуть и об индустриализации (переходе от традиционного крестьянского труда к рациональному фабричному), об урбанизации (росте очагов с высокой плотностью населения, оторванного от корней), о росте коммуникаций и т.д.
Подход к политической истории через числа, через имплицитную логику, конечно, не претендует на исчерпывающую полноту. Однако если он, хотя бы отчасти, работает, это позволяет по иному взглянуть на движущие механизмы общественной саморегуляции и внести еще одну рациональную краску в представления о природе современного общества. Предметом настоящей главы, как и первой, служила одна из разновидностей закономерностей, относящихся к "внутренней грамматике" модернистского социума, т.е. к той области коллективного рационального бессознательного, которая в целом – см. раздел 1.6 – на 80% предопределяет состояние социума.
Перед тем, как поставить окончательную точку в главе, напомним и об идущей несколько веков острой дискуссии о функции общих законов в истории. Две крайние позиции: 1) такие общие законы отсутствуют, ибо объекты истории единичны и уникальны (см. раздел 1.4), 2) по степени обязательности и универсальности исторические законы не уступают таковым в естественных областях (см., напр., [94]), – в равной мере не подходят к материалу, рассмотренному в настоящей главе. Прежде всего, в качестве предмета исследования были избраны не столько исторические события, сколько состояния, т. е. обобщенные характеристики социумов, переживших то или иное количество бифуркаций. Состояния лишь косвенно связаны с группой событий, описывая их "интегральные", осредненные семантические свойства. Подобная операция осреднения (наряду с генерализацией) априори лишает исследуемые объекты – социумы и их революции – единичности и уникальности, т.е. первая из упомянутых точек зрения превращается в заведомо нерелевантную. При этом, однако, мы вряд ли попадаем и в поле действия второй, ей полярной: полной детерминации, аналогичной естественным отраслям. Дело не только в принципиальной ограниченности объема исторического материала: прецедентов социумов эпохи масс, их революций, – и в невозможности ставить искусственные эксперименты. Выборку
1 См. и другие эквивалентные классификации: либерализм – консерватизм – социализм, либерализм – марксизм – национализм.
2 Большевистская пропаганда не уставала напоминать о количественном факторе: см., напр., закрепленное за бывшей столицей Санкт-Петербургом /Петроградом/ Ленинградом гордого звания "город трех революций".
3 Окончательное завершение – 1870 г., когда к Итальянскому королевству присоединяется Рим.
4 Хронологическое замечание: напомним, что юноша Достоевский посещает социалистические собрания, кружок М.В.Петрашевского практически синхронно с французской революцией (в 1847 – 49 гг.), и именно с этих пор соответствующая тема отбрасывает тень на все его творчество.
5 Физические же объекты, явления – если они не интерпретированы в духе маховских "элементов" – лишены психической составляющей, способности представлений. Логика накладывается на них извне: таков способ нашего отношения к физической реальности, упорядочивания эмпирического материала.
6 Едва ли пристало повторять то, что общеизвестно: "зеленые" имплицитно воскрешают пантеон дохристианских божеств, духов рек, озер, морей, лесов и полей, местностей и растительности, а рок-культура корреспондирует с оргиастическими культами, дожившими до современности, скажем, в Африке.
7 Фактически Реставрация мало что изменила во Франции. Воспользуемся словами Е.Тарле: "Все осталось на месте – так, как учредил Наполеон . Полиция в Париже доносила в своих тайных рапортах Людовику ХVIII, что, по общему мнению, Наполеону, когда он вернется, решительно ничего не надо будет менять; он застанет все в порядке, только пусть захватит с собой в Тюильри свой ночной колпак".
8 В нашем случае: и демократические, и авторитарные.
9 Макробий, со своей стороны. добавляет: "С появлением числа два рядом с Единым появляется Иное". Ср. "правящая партия – оппозиция" в отдельных странах или "Запад – Восток" в мировом сообществе после двух бифуркаций.
10 "Совершенством" после трех революций объявляли себя СССР, нацистская Германия, Италия Муссолини и Франция Наполеона III. По итогам нынешней глобальной трансформации весь мир, как полагают нынешние властители умов, должен слиться в тотальном консенсусе, горячо благодаря своих бесстрашных и бескорыстных освободителей.
11 Об устойчивости, самосогласованности модели М = 3 см. раздел 1.3.
12 По отзыву Черчилля, Сталин принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой.
13 Ныне это Германия, Австрия, Италия, Франция, Лихтенштейн.
14 К упоминаниям, часто критическим, "англосаксонского позитивизма" прибегают многие авторы, в частности Х.-Г.Гадамер [89].
15 Почти по Пушкину: "Тьмы низких истин мне дороже нас возвышающий обман".
16 Теперь, похоже, включился ее комический перевертыш. Былой пионер промышленных и политических революций, британский лев, постарев, выдохся и поотстал, нуждаясь в буксире со стороны США и ЕС. Даже сохраняющие пока самые передовые позиции США вынуждены опасливо озираться на наступающую на пятки континентальную Европу или, еще обиднее, на несущуюся на всех парах КНР, еще недавно абсолютного аутсайдера. Сформулированная несколько десятилетий назад в англосаксонских странах снисходительная модель "догоняющего развития" (догонять-то приходится "им" – скажем, Германии, России, Китаю, даже французам, – а не "нам", англосаксам) теперь на деле оборачивается необходимостью "убегающего развития". Соперники дышат в затылок, и приходится прибегать к искусственным, государственным (строго говоря, нелиберальным, нерыночным) мерам, прикладывать все больше замысловатых усилий, чтобы сохранить некогда завоеванные рубежи. Нидерланды же с их двумя революциями теперь не без зависти смотрят на соседку Германию, не мысля себя вне континента ЕС. Изменение обстановки не может не сказываться на общественных настроениях.