Число Приапа
Шрифт:
Тон племянника Кнаге совершенно не понравился. К тому же, насколько он понимал, фон Альшванг не должен был знать о письме вообще ничего.
– Но почему ваша милость ехала за ним в Либаву? – ошалело спросил живописец. Это не было тактическим исполнением роли дурака – просто само так получилось.
– Оттого, что мой безумный дядюшка велел тебе отвезти туда это проклятое письмо!
– Он сам так сказал господину?
Кнаге не собирался ставить ловушку, он просто хотел понять, что произошло в имении фон Нейланда. Вопрос был по меньшей мере простодушным,
– Не все ли тебе равно, как я узнал про письмо! – отрубил фон Альшванг. – Если оно у тебя – отдай добром! Не то!..
Кинжал из-под плаща не появился, но что-то такое под складками шевельнулось.
– Но его у меня нет! – воскликнул Кнаге. – Письмо давно отправлено…
– Куда, черт тебя подери, отправлено? Ну?
Тут Кнаге осенило.
– Господин барон велел мне отдать его в Хазенпоте одному человеку, чтобы тот доставил в Либаву. Я же собирался из Газенпота идти сюда, в Фрауэнбург, по дороге заходя в имения и предлагая…
– Какое свинство! Стой. Стой, говорю. Это твой баул?
Баулом Кнаге снабдила невеста.
– Мой, но при чем…
– Стой, не то – да смилуется Господь над твоей жалкой душонкой!
Фон Альшванг вывалил на пол все, что было в бауле, потом вытряхнул мешки, обыскал комнату, заглянул и под кровать, и на печку. Кнаге уже понял, что ножа под плащом нет, но возмущаться побаивался – баронов племянник был невменяем.
– Нет у меня никакой копии, – твердил испуганный его яростью Кнаге. – Клянусь всеми святыми, нет! На что мне она? Если бы я оставлял себе копии всей той мазни, которую делаю для здешних жителей, за мной следом шел бы обоз из десяти телег!
– У него действительно нет копии… – пробормотал баронов племянник, глядя на кучу пожитков у своих ног. – И письма нет… Чертов мазила… Где же тогда письмо?..
– Я отдал его в Хазенпоте Карлу Лейнерту, что живет в доме ратсмана Вайнштейна, как мне было велено, – отвечал Кнаге, за время обыска нашедший выход из положения. – Он как раз должен был ехать в Либаву, а я пошел сюда…
Лейнерт, насколько знал Кнаге, действительно отправился в путешествие – последнее в своей жизни. Это случилось накануне отъезда Кнаге во Фрауэнбург. Клара-Иоганна пошла со своими служанками на похороны, а Кнаге поспешил прочь из Хазенпота.
– Ты не врешь?
– Клянусь вам, я не ездил в Либаву, и письма у меня тоже нет! – пылко воскликнул Кнаге. – Я знать ничего не хочу больше про все эти письма, копии и буквы на «приапе»!
– Что он сказал тебе про буквы?! Говори немедленно, что он сказал тебе про буквы?! – взревел баронов племянник и схватил бедного Кнаге за грудки.
– Да только то, что мне следовало знать! Какими должны быть буквы! Только это! И сам их нарисовал на бумажке!
– Что он еще про них сказал? – не унимался фон Альшванг.
– Ничего! Только похвалил, когда увидел, как я их вывел… только похвалил!..
– Может быть, он велел сделать одни побольше, а другие поменьше? А ты, чертов мазила, не перенес их в точности на мою копию?
– Нет, я ничего не изменил!
– А не
– Кто я такой, чтобы знатный господин объяснял мне, для чего ему нужны такие буквы? Он приказал – я сделал. Господин фон Альшванг приказал – я тоже сделал. Пусть господин фон Альшванг успокоится – больше, чем я знаю, я ему сказать не могу.
Баронов племянник отпустил Кнаге и сел на кровать.
– Всему конец, – пробормотал он. – В усадьбе хозяйничают шведы, все разбежались, сокровища пропали! Конец, конец…
Это была скверная новость.
Кнаге за годы странствий знакомился со многими хорошими и просто занятными людьми, но редко кто вызывал такую симпатию, как фон Нейланд и Мария-Сусанна. Причем барон понравился живописцу еще и тем, как разговаривал с человеком ниже себя по званию, а Мария-Сусанна, с которой Кнаге хорошо если дюжиной слов обменялся, нравилась необъяснимо, и ее судьба живописца очень беспокоила. Клара-Иоганна очень хорошо объяснила ему, что грозит девице в военное время, и ее желание перебраться во Фрауэнбург объяснялось еще и тем, что в Хазенпот, стоящий на дороге между Гольдингеном и Либавой, шведы придут непременно и будут там торчать долго, а во Фрауэнбург, находящийся в стороне от важных курляндских дорог, разве что заглянут.
– Позвольте спросить милостивого господина – как поживает почтенный господин барон? – осторожно полюбопытствовал Кнаге.
– Почтенный господин барон?! Этот старый дурак спрятал сокровища, отослал свою приблудную девку с моей дурой-сестрицей куда-то в Польшу, собрал крестьянских парней и ушел с ними в лес! Кем он вообразил себя?! Разбойником с большой дороги?! Они устраивают засады на шведов!
– Ох… – только и сумел сказать Кнаге.
Рига и Курляндия, наши дни
Петракей приехал, как и обещал, через два дня. Первым делом он вызвал Сашу в кабинет.
– Растреплешь – пришибу, – так сказал он, и Саша понял – не врет.
Потом Петракей сел за стол и уперся лбом в растопыренную ладонь.
– Ну, что мне с этими дурами делать? – безнадежно спросил он. – Думаешь, я им нужен? Им деньги нужны! Ну вот что я такое? Я старый пузатый хрен! А ей двадцать четыре года! Чего молчишь?
Саша понятия не имел, что тут можно ответить.
– Женись прямо сейчас, – вдруг приказал Петракей. – Женись, пока у тебя еще денег нет! Ох, блин… ну вот что мне теперь с ней делать?..
Саша понимал – Кристинка на основании двух бурных ночей предъявляет какие-то требования. Если бы только финансовые – Петракей не сидел бы в позе полного отчаяния.
Поневоле пришла в голову сердитая мысль: если бы Тоня не разболтала подружке про Петракееву вылазку в Москву, все было бы чинно и аккуратно. Но Тоне уже высказано по этому поводу все – и даже чуть больше необходимого, раз она откровенно расплакалась. Называется, собрался жениться…
– Ладно. Работать надо, – вдруг решил Петракей. – Мишук тут кое-что предлагает, нужно собрать информацию. Вот, смотри…