Число Зверя
Шрифт:
Она улыбнулась, глотнула кофе. Посмотрела на сына. Он поднес к губам банку, задвигался кадык.
Розмари поставила, чашку на сундук, откинулась на спинку кресла, опустила руки на подлокотники, устремила взор вперед. Принюхалась. Помахала ладонью перед лицом.
— Самая обычная рождественская вечеринка в офисе, — сказал он, опуская банку на пол, — просто во вкусе Энди. Считается занятным и не столь уж редким бзиком, вполне простительным для парня, который день-деньской вынужден строить из себя образец добродетели. Энди каким-то способом внушает каждому, что с этим бзиком всем по пути — у каждого находится своя причина.
Он наклонился
— На свете есть талантливые люди, они трудятся, чтобы сделать мир хорошим. И снимают нервное напряжение, выпускают пар не совсем обычными способами. Они такие же сатанисты, как и ты, каждый второй регулярно ходит в церковь. Джей, например, служка в синагоге. — Энди положил руку ей на тыльную сторону ладони. — Они не убийцы, мама. И я не приказываю им убивать. Ты ведь этого больше всего боишься?
Она поглядела на него и кивнула:
— Да.
Он откинулся на спинку дивана, сокрушенно покачал головой, взъерошил пятерней рыжеватые волосы.
— Не понимаю… Почему? Допустим, ты скажешь, что Джуди собиралась меня предать. Но ведь мы совершенно не подозревали, кто она на самом деле.
— Она шла ко мне, чтобы о чем-то рассказать, — произнесла Розмари. — А не ради партии в скрэббл.
Энди отвернулся, снова покачал головой, тяжело вздохнул. Посмотрел на Розмари:
— Наверное, о том, что решила порвать со мной. В Дублине у нас с ней все разладилось. Угадай, в которую ночь. — Он поднял банку, глотнул.
— Об этом она мне говорила. — Розмари смотрела сыну в лицо. — Думаю, собиралась рассказать поподробнее.
— Мама, все это обычная забава, — с чувством произнес Энди. — Да ты сама посмотри, побудь с нами Несколько минут! Здесь сутана Джуди, надень капюшон, и никто тебя не узнает. Решат, что я кого-то привел со стороны, я так уже делал. Увидишь — это всего лишь вечеринка с гимнами друидов, старинными песнями и доброй едой. Ну, черные свечи вместо красных и зеленых, таннис вместо остролиста — подумаешь, разница!
Она посмотрела ему в глаза:
— Спасибо, нет.
— Никто тебя не будет принуждать. Ни к чему.
— Я говорю — нет! Даже если все это невинно, как…
— Я не сказал «невинно». — Энди улыбнулся. — Я сказал, что это не сатанизм и что принуждения не будет. Не исключено, что Уильям вздумает тебя лапать, но если дашь ему по рукам, он больше не полезет. Вот Мухаммед понастойчивей.
— А если бы Джуди со всем этим пошла к журналистам? — спросила Розмари. — С друидскими рождественскими вечеринками в «БД»?
Несколько секунд он молчал, потом встал и направился к двери уборной. По пути осушил банку — и точно так же поступило перевернутое отражение у него над головой.
Энди смял банку в кулаке, бросил в мусорную корзину и повернулся к Розмари.
— Да, это вызвало бы шум. Но поверь, мама, я бы и пальцем не шевельнул, чтобы ее остановить. Я ее правда любил, даже после Дня Благодарения.
Она отвела взгляд. К пению добавился медленный, размеренный бой барабана.
— Да и не верю я, что она решилась бы на такое, — сказал Энди, возвращаясь к матери. — Ей все это нравилось не меньше, чем любому из нас. От нее мы узнали некоторые идеи йоги и добавили их к ритуалу. — Он опустился на корточки рядом с креслом, сжал руку Розмари. — Да ладно тебе! Задержись на несколько минут. Ради нас — тебя и меня. А иначе так и будешь кукситься и думать, что я неисправимый лжец, а ребята тут цыплятам головы рубят.
Она глубоко вздохнула:
— Я вовсе этого не
— А что ты думала?
Розмари взглянула на сына, поморгала, пожала плечами:
— Наверное, ожидала увидеть Черную Мессу. А впрочем, не знаю…
— Да кто ты такая? — спросил он с улыбкой. — Кардинал, осуждающий фильмы, которых не видел? Книги, которых не читал?
— О Господи… Ладно, Энди, ты победил. Розмари поднялась с кресла. Энди встал во весь рост, улыбнулся, обнял ее за плечи.
— Рад, что все уладилось. Так ты мне показывала Ирландию. Здесь мои корни — не все, но некоторые. Никогда не думал, что смогу тебе объяснить.
Он поцеловал мать в щеку, она тоже его поцеловала — в то место, откуда начиналась борода.
— Только две минуты. День выдался тяжелый, я очень устала.
Энди посмотрел на нее, улыбнулся, расправил на себе сутану, подтянул поясок. Когда Розмари входила в женскую гардеробную, ее изображение наверху шагало вверх ногами под барабанный бой.
Глава 16
Держа Энди за руку, она стояла у стены на краю сцены, вглядываясь в даль, в сумрак с огоньками свечей, пастельными лучами юпитеров, тусклыми красными табличками «выход». В десяти футах от нее медленно проплывали фигуры в сутанах, рукав к рукаву, по кругу против часовой стрелки. Живые голоса вторили то высокому, то низкому пению динамика. Барабан удерживал ритм, играла дудка или флейта, и все это сплеталось с многократными эхо. В тени винилового леса было не отличить сутан цвета ржавчины от коричневых, все они покачивались и шествовали бок о бок. Одно не вызывало вопроса — кому принадлежит фиолетовая сутана.
И кому самая короткая — Джею. А самая длинная — Кевину.
За соприкасающимися рукавами Розмари мельком увидела темные контуры кресла. И прошептала, наклонясь к Энди:
— В центре, Хэнк?
— Нет, — шепотом ответил он. — Там сижу я. Он — в круге.
Розмари отпустила его руку, повернула голову, отвела в сторону край капюшона, чтобы посмотреть на сына. Его бородатое лицо было обрамлено сумраком.
— Только в таких случаях он способен провести на ногах больше двух-трех минут. И сначала я ему говорю зажигательную речь. — Энди улыбнулся. — Подожди до конца, ладно? Максимум минут десять. Они не выйдут из круга. — Он поцеловал мать, повернулся и пошел; подол сутаны вихрился вокруг его босых ног, его ахиллесовых пят.
Темные рукава разлучились и поднялись, чтобы пропустить черную сутану; рукава соскользнули с бледных рук, и слева на изящном запястье сверкнул широкий серебряный браслет. Капюшон повернулся в сторону Розмари, на лицо падала густая тень. Люди стояли парами, глядя друг на друга; тот, кто смотрел на Розмари, медленно кивнул, а в следующий миг танцоры снова двинулись по кругу против часовой стрелки.
Энди уже сидел в центре сцены, лицом к залу; юпитеры над его головой раскрашивали сутану в пастельные оттенки черного. Он весь был черен, кроме кончика бороды и левой руки, лежащей на подлокотнике. Фиолетовая сутана расположилась перед ним на полу. Капюшон против капюшона, рукава соприкасаются, а бой барабана задает ритм движениям. Фиолетовый и черный капюшоны коснулись друг друга и разделились. Энди протянул руку фиолетовой сутане, та поднялась. Он поманил к себе кого-то. От кольца отделилась темная сутана — коричневая. Поменялась местами с фиолетовой.