Чистая душа
Шрифт:
И они вместе пошли к председателю Совнаркома.
В итоге станки завода точных механизмов были установлены в одном из складов на товарной пристани и через несколько дней пущены в ход. Изготовление необходимых деталей началось.
Но это положение было временным. Аркадий Андреевич продолжал искать способы отправки оборудования в Ялантау.
2
Входя в кабинет Чурина, Аркадий Андреевич про себя подумал: «Если уж сам председатель Совнаркома ничего сделать не мог, что же может сделать
Голос Чурина соответствовал его фигуре: металлически твердый и ясный бас. Чурин говорил по-русски с характерным татарским акцентом, но, как показалось Аркадию Андреевичу, это нисколько не мешало ему объясняться и даже как бы скрашивало его речь.
Сразу же начался деловой разговор.
— Понимаю ваше состояние, — сказал Чурин, — но думаю, и вы понимаете наше положение. Сейчас выясним…
Чурин взялся за трубку.
— Соедините с Ялантау… Башкирцева дайте мне.
Закончив телефонный разговор, повернулся к Аркадию Андреевичу;
— Нашелся выход. На днях к нам из Ялантау придут двести возов с мясом. Погрузите что можно на эти подводы — и отправитесь. Лучшей возможности не будет.
— Спасибо, Заки Салимович! — обрадовался директор. — Лучшего мы и не ждали.
— Сейчас вам нужно готовить людей в дорогу. Знаете, какая у нас зима! В московских пальто ехать нельзя.
— Да, об этом надо будет подумать. Ведь у нас есть женщины с детьми.
Чурин написал записку какому-то председателю артели и кстати посоветовал взять в дорогу несколько ящиков водки.
Когда обоз пришел в Казань, лошади выглядели обессиленными. Овса им давали по мерке, а ведь они прошли длинную дорогу. Сани также не были приспособлены для таких тяжелых грузов, как станки. Вдобавок обозники в один голос говорили, что дорога плоха — вся в рытвинах и ухабах. Пришлось разобрать станки и грузить по частям. Погрузкой занялся Карпов, следивший за тем, чтобы не перепутать и не растерять деталей.
Наконец все было готово, Аркадий Андреевич принял на себя руководство этой экспедицией.
У жены Карпова и еще нескольких женщин были грудные дети. Для них выделили отдельные сани, набитые доверху сеном.
— Зароетесь с головами — мороз не возьмет, — советовали им.
А обозники подшучивали над пассажирами:
— Как бы не пришлось лошадям помогать!
— Ничего, теплее будет! — бодрились москвичи.
Обоз двинулся.
3
Аркадий Андреевич пробежался вдоль обоза, вытянувшегося по улице Свердлова. Он не чувствовал холода и расстегнул шубу. Но когда обоз вышел в открытое поле, морозный ветер заставил поднять меховой воротник и нахлобучить поглубже шапку-ушанку. Выехав вперед, он легко, по-юношески, спрыгнул с саней и, стоя возле дороги, стал оглядывать одну за другой подъезжающие подводы.
Ехавшая на передней подводе женщина с ребенком зарылась в сене и накрылась брезентом. Теперь она пыталась раскрыть полог и
И Аркадий Андреевич поддержал возницу.
— Правильно! — крикнул он. — Крепче держи их, московских дамочек! Это им не в метро ездить!
Женщина-кучер шутливо что-то ему ответила, только из-за шали, закрывавшей рот, Аркадий Андреевич не мог разобрать слов.
Следующей подводой правила тоже женщина. Тепло одетая, она сидела недвижно, глядя на раскинувшееся в стороне зимнее озеро. Пассажирка в ее санях лежала без движения, зарывшись в сене. Аркадий Андреевич безмолвно пропустил их мимо.
Третья подвода отставала. Подросток-кучер звонким голосом напевал песенку, напоминавшую порой громкий разговор. Оказывается, он часто прекращает петь, чтобы выбранить свою лошаденку. Вот он сказал «дунгуз» [2] — уже известное директору татарское ругательство.
И среди непонятных выкриков мальчугана директор вдруг разобрал грубые русские словечки.
«Ишь ты, ругаться научился, а умеешь ли говорить по-русски?»
Подводы поравнялись. Правил мальчуган с раскрасневшимся от мороза лицом.
2
Дунгуз — свинья (тат.)
— Эй, парень! — окликнул Аркадий Андреевич. — Зачем материшься? На санях женщина.
— Я ведь не их, я лошадь…
— А лошадь за что? Она хорошо идет.
— Не будешь ругаться — не пойдет… Тыр-р-р!
— Ладно, не останавливай, — сказал Аркадий Андреевич и пошел рядом. — Надень получше свой малахай, а то он у тебя, как ворона, машет крыльями. И шарф крепче завяжи.
— Ничаво! — проговорил малый.
Он зацепил вожжи за рожки саней и с кнутом под мышкой спрыгнул на дорогу. Зашагал рядом с Аркадием Андреевичем.
— Товарищ Губернаторов, у вас не будет закурить?
Аркадий Андреевич ответил строго:
— Нет, не курю.
Мальчик смущенно, хлопнул кнутовищем по валенкам, без всякой надобности прикрикнул на лошадь и проговорил, как бы извиняясь:
— Я ведь тоже не курю. Так только, балуюсь от скуки.
— Вот так каждый и начинает с баловства курить-то. В детстве кажется геройством, а повзрослеешь — бросить трудно.
— А вы раньше курили?
— Курил. Научился в твои же годы, потом бросил. Как у тебя с учебой?
— Седьмой класс кончил. Хотел дальше, да не вышло, остался заместо отца в колхозе.
— Отец на фронте?
— В первые дни ушел.
— Колхоз далеко от Ялантау?
— Четыре километра.
— А много таких, как ты, в колхозе?
— Девять мальчишек и четырнадцать девчонок седьмой кончали. Сейчас трое мальчишек и две девчонки в Ялантау. Поступили работать на ваш завод.
— А у тебя нет желания?
— Я хотел на фронт, да сказали, что молод…
Мальчик-возница, снова принялся бранить свою лошадь.