Чистая душа
Шрифт:
И действительно, день родился еще более морозным.
Когда Губернаторов и Карпов поднялись, в большой печи уже шумливо потрескивал огонь, а хозяйка возилась с горшками. Бабушка выходила давать корм скоту. Только малышей не было слышно.
Карпов разбудил мальчика-кучера и велел запрягать, Мария Гавриловна стала готовиться в путь.
Провожало обоз чуть ли не все село. Женщины, седобородые старики, закутанные старухи, детишки в шубенках — все вышли проводить гостей.
— Счастливого пути вам, московские! — слышались голоса.
7
Однако
И лошади утомились раньше, то и дело стали останавливаться. Сани и сбруя не выдерживали тяжелых грузов: то сломается что-то, то порвется.
Неожиданная беда случилась с Мариек Гавриловной.
В одном месте дорога круто пошла под гору, и все подводы бойко покатили вниз. Лошадь, подталкиваемая санями, ускорила бег. Сани бросало из стороны в сторону. Возчики оживились, послышались их громкие восклицания. Возчик Марии Гавриловны, увидев, что передние подводы двинулись рысью, пронзительно гикнул и начал подхлестывать лошадь: «Айда, не спи!..» Он даже запел песню и не сразу расслышал тревожный голос Марии Гавриловны:
— Дружок, останови лошадь… На одну минуту! Ради бога!
— Тр-р-р! Что случилось, тетя?
— Голова кружится.
Парень повернул лошадь на закраину дороги и помахал идущим сзади возам — те вскачь проезжали мимо.
Мария Гавриловна торопливо поднялась и протянула закутанного сына возчику.
— Подержи, я сейчас…
Ее тошнило. Ребенок проснулся и заплакал. Оттого, что он был очень плотно закрыт суконной шалью, голос слышался очень неясно.
— Смотри, как замотали! — пожалел ребенка возница. — Ведь задохнется этак! — И чтобы сделать отдушину, потянул подоткнутый край шали.
Ребенок, почувствовав облегчение, затих.
— Вот как хорошо! — обрадовался возчик. — А то закутывают так маленького, словно он не человек, а луковица.
Все подводы проехали мимо, и только последняя остановилась.
— Вот и папа ваш пришел! — сказал возчик.
— Что случилось? — спросил Карпов, узнав мальчика. — Маруся, что с тобой?
— Ничего, Вася, закружилась голова почему-то…
Мальчик по-взрослому заметил:
— Кутаетесь чересчур, поэтому голова и кружится. Вот у меня совсем не кружится.
Мария Гавриловна взглянула на горевшее кумачом лицо паренька.
— Ой, милый! Ты даже без тулупа!
— А нам не привыкать, — важно сказал паренек.
Мария Гавриловна передала сына Карпову.
— Подержи, Вася, я поправлю сиденье.
Она сгребла сено в кучу и уселась поудобнее. Потом взяла сына и прижала к себе.
— Ой, — воскликнула она испуганно, — кажется, развязалось! Надо бы перепеленать…
— Здесь ничего не сделаешь, — сказал Карпов, — Езжай, только прижми покрепче к себе.
Мальчик тоже принял участие в семейном совете:
— Ничего ему не будет в тулупе! Поехали!
— Ладно, с богом, — сказал Карпов.
Юноша
Они скоро догнали своих. Обоз застрял на поляне меж двух высоких холмов, где снег был особенно глубок.
— В чем дело? — крикнул Карпов.
Оказывается, на одном из возов лопнула завязка оглобли. Женщина-кучер, пытаясь связать порванные концы, обморозила пальцы. На помощь ей пришел старый возчик, но не справился и он. Затянуть завязку на лютом морозе голыми руками казалось невозможным.
Старик похлопывал рукавицей об рукавицу и беспомощно приговаривал:
— Э-э-эх! Силенки-то поубавилось! Эх!..
Наконец кое-как оглоблю привязали. Сани со скрипом двинулись вперед.
Между тем короткий зимний день шел к концу. Начало смеркаться. А по плану уже должны были добраться до берега Камы, до районного центра.
Марии Гавриловне на этот раз дорога показалась особенно длинной — по обеим сторонам ее все еще стоял заснеженный лес, застывший от мороза. И она крепче прижимала к себе спящего Вовочку, мечтая о теплом доме. От монотонной езды охватывала усталость. Медленно, скрипуче тянулся обоз. Мария Гавриловна заснула. Но сон был не крепок. Толчки на ухабах, покрикивания возчиков приводили ее в себя. В сонном мозгу возникали видения, заставлявшие вздрагивать и просыпаться.
Сколько времени провела в таком состоянии, Мария Гавриловна не соображала.
Очнулась, когда услышала над собой голос мужа:
— Вставай, приехали. Зайдем в этот дом.
Было уже темно. Онемевшими руками Мария Гавриловна прижимала к себе ребенка. И, сама не понимая, что хочет сказать, тревожно спросила:
— Почему он не плачет? Почему не плачет?..
— Значит, заснул.
Муж торопил ее:
— Вон и хозяйка вышла тебя встретить, иди обогревайся!
Карпов пошел проверить, как устроились люди, где поставлены подводы.
Для приезжих отвели Дом крестьянина. Но для всех там не нашлось места. Многих пришлось устраивать в домах местных жителей. В первую очередь в этих домах поместили женщин и детей.
И Мария Гавриловна попала в уютную комнату, теплую, по-городскому чисто прибранную. Хозяйка помогла ей раздеться. Приняв из ее рук ребенка, она бережно положила его на кровать.
— Спит? Ну и пусть спит. А вы погрейтесь пока.
Окоченевшая Мария Гавриловна прижала руки к теплой печке, согрела их и решила распеленать Вовочку.
Открыла лицо ребенка и невольно вскрикнула, — оно показалось ей каким-то чужим. Еще не веря страшному предчувствию, как бы удивляясь чему-то, тихим, беспомощным голосом проговорила:
— Ай! Что это?!
Трясущимися руками принялась торопливо разматывать ребенка и вдруг с воплем прижала его к груди:
— Вова! Вовочка!
Подбежала хозяйка, о чем-то ее расспрашивала. Но она не слышала, не отвечала. Окаменевшая, стояла без движения. Потом положила ребенка на кровать и зачем-то начала торопливо его укутывать. И снова остановилась. Снова вскрикнула пронзительным голосом: