Чистая книга: незаконченный роман
Шрифт:
Всего, всего было напихано в Махоньке. От всех взято: от ребенка, от взрослого, от праведницы, от скомороха, от бродяги (странницы), от бабушки в избушке на курьих ножках, и от вещей старушки было.
И по виду: реальная, живая, во плоти, а в то же время и сказочная. Такого замеса еще не было в человеческом мире.Над Махонькой посмеивались, но и побаивались. Отбреет, отчитает – что с ней сделаешь? Не от мира сего. Да и не дорожит она тем, чем дорожат другие. Небывалый человек. Реальный и нереальный. Чудо в образе человеческом. Чудо, в котором теряются границы
Немалое место в романе должны были занять отношения Махоньки и политических ссыльных.
Когда привезли ссыльных в Ельчу, Махонька первая явилась узнать, что это за народ. Так и сказала:
– Пришла узнать, что вы за народ. Что вы за люди? Божьи аль государевы?
– Ни те, ни другие.
– Дак что же – сатане служите?
– Антихристу.
Смех. Разговоры. Ссыльные показывают книги.
– Че в них?
– А это все человеческие мозги. Понимаешь, человек умирает, и голова умирает. Вот и придумали: в книжке голову оставлять.
– Ну-ко, почитайте…
Сближается с ссыльными. Из любознательности природной. Что за люди? Как против царя?… Всех видела. А врагов царя не видала. Самих царей видала, князя Владимира Солнышко нетрудно представить. Захотела – и пошла на почетный пир к князю Владимиру. Или на пир к царю Ивану. И слуг, и бояр – всех там много. И рабочих рукодельных. А вот людей, которые против царя, – нет, в былинах, сказках таких нет. Поганое чудище? Но это не живой человек. А тут живые, видеть можно. Посмотреть, пощупать. Махонька так и делает. Цепким взглядом присматривается, думает, щупает рукой… И пытает, конечно.
Пытает по истории, по фольклору. Ссыльные не знают.
– Дак чего вы знаете? Как народу-то хотите помочь? Народ-то песни, старины любит…
– Сын родителей не любит – что за сын? На Руси таких всегда осуждали!
Допрашивает: против кого?
– А против князя Владимира Солнышка тоже против?
– Против всех князей.
– А народ-то этого князя любит. В старинах славит. Как же?
Махоньке кто-то сказал: есть ссыльный, который знает много языков. Любознательная Махонька идет посмотреть на это чудо. Ссыльный говорит: да, знаю языки. Такие-то, такие-то…
– А я тоже знаю.
– Да ну? Какой?
– А сперва ты поговори на чужом языке.
Ссыльный произносит фразы по-французски, по-английски.
– Баско лопочешь. А теперь ты угадай, на каком я буду сказывать. – Тявкает.
– Не знаю такого.
– Я на заячьем языке говорила.
С Юрой сразу нашла общий язык, даже полюбила – за что мучается парень? Кого убил? Бедная мать. Где она?
Притерлась Махонька и к другим ссыльным. Многие смотрели на нее как на чудо. Только Буров и его сподвижники невзлюбили.
– Вредная старушонка. Классовый мир проповедует. Отравляет мозги трудящимся не хуже попов.
– Ну что вы…
– Послушай, что она поет про старину… Киевская Русь, в ее представлении, идеальное царство…
– Да это не она проповедует классовый мир, это народ так говорит о прошлом…
– Народ?
– Народ. Былины-то когда сложены? Сотни лет до этой старухи.
– Допустим – народ. А с чего вы решили, что все, что ни изрекает народ, надо обожествлять, приветствовать… Зачем же мы тогда вносим передовое, марксистское сознание в народ, если так все благополучно… Короче, старуха нам не попутчица – вот что надо раз навсегда запомнить. Мы должны вымести весь мусор, скопившийся в народном доме за столетия, и наполнить его новым содержанием…
– Былины, история народа – мусор?…
В один из приходов в Копани Махонька сама идет к главному ссыльному. Разговор. Не понравился Махоньке Буров.
– Холодно с тобой. Кащеевым духом несет. Мертвым царством пахнет. Скорее на Русь. Я для него как русский дух. Не принимает у него душа меня… Все мертвит вокруг себя. Хуже Марьюшки.
Очень высоко оценивал Махоньку Юра Сорокин. Она для него – образец человека. Она – человек в самом высшем смысле. В этой полуграмотной старухе наиболее полно реализовалась идея человека.
Она дает Юре Сорокину богатейший материал для размышлений о человеке, об истории, о путях развития человечества в опровержение классовых теорий. Но ему замечают:– Ты не учитываешь маленького пустяка, того, что Махонька – гениальный человек и она сама строит свою жизнь, а не люди. Люди живут по другим законам, и они нуждаются в устроении своей жизни.
Особенно радовался Федор Абрамов, когда неожиданно для себя увидел внутренним взором поведение Махоньки в годы Гражданской войны, ее особое состояние, желание помочь людям, остановить бойню, ее подвижническую гибель.
7 февраля 1982 года он записал в дневнике: «Махонька, дорогая моя Махонька! Как открылась, какой небывальщиной обернулась! Гражданская война, мрак над Россией, кровавая резня, и вот она ищет помощи у соседей (хочет подвигнуть их), а соседи парализованы страхом. И тогда Махонька за подмогой идет в прошлое, в прожитые века. Но там везде – и у князя Владимира, и у Ивана Грозного – везде русская беспечность, пьянство. И тоже междоусобицы. И народ беспечен.
На путях-дорогах встречает лишь попика (молитвенника народного, похожего на Аникия), который молит Господа Бога о просветлении россиян, о том, чтобы Господь не допустил погибели России.
И что делает Махонька?
Она отправляется на поле брани, чтобы примирить враждующих.Ахнуть можно, как это здорово!..»
В тот же день писатель делает развернутый набросок.
Люди впали в безумие, а земля – в разорение. Род на род восстал, нет, брат на брата, сосед на соседа…
И кому пожаловаться? С кем отвести душу? У кого спросить совета?
Всеобщая боязнь, страх и подозрительность.
Пошла к бывалошным славным людям России – уж они-то вразумят.