Чистая речка

Терентьева Наталия

– Я домой хочу.

– А дом-то твой где?

Я видела, как глубоко вздохнула Серафима.

– Я в детский дом обратно хочу. Больше не хочу в больницу.

– Вот вещи возьмешь и поедешь.

– Правда? – обрадовалась я.

– Неправда, – покачал головой врач. – Не могу обещать. Поехали. Сама дойдешь? А то орлы, – он кивнул на мальчиков, сбившихся кучей и о чем-то оживленно переговаривавшихся (случайно не о том, не устроить ли темную Вульфе?), – донесут тебя до лимузина нашего. Да, орлы?

Веселухин, услышав конец фразы,

рванулся ко мне, и, не успела я охнуть, как подхватил на руки. Паша был счастлив донести меня до машины «скорой помощи». Такой серый маленький «рафик» со скругленными боками и маленьким окошком сзади я видела в кино, где снимался старик Ростовцев. Как он, кстати, там? Зайду к нему обязательно. Скажу, что не помню фамилию бабушки. И… вообще зайду.

Паша несся со мной на руках так быстро, что я боялась, он споткнется где-нибудь на лестнице или на тонком льду во дворе. Но он не споткнулся, он успел даже чмокнуть меня в ухо, когда я слезла с его рук, чтобы сесть в машину.

– Я тебя люблю, – пробубнил Паша.

– Я знаю, – сказала я и провела рукой по его щеке. – Ты хороший, Паша.

Я побыстрее залезла в «рафик», чтобы Пашу не разорвало.

Тут в машину заглянул полицейский.

– Придется тебе обратно вылезать, Лена. Ты же Лена?

– Да, – кивнула я.

– Ты нормально себя чувствуешь? – вполне по-человечески спросил капитан – я посмотрела на погоны, я знаю знаки отличия.

– Да, – снова кивнула я. – Только голова болит.

– Давай, скажи коротенько, что да как было. Ты ведь помнишь все?

Я вздохнула.

– Да.

– Чтобы мне не приезжать к тебе в больницу. А то район наш трясет, по пять драк в день. Что такое, не понимаю. Пост начался, а люди как с ума все посходили – и ножами, и кастрюлями, чем только не дерутся мирные граждане…

Последнее замечание – про пост, в который не надо бы драться, – удивительно было слышать от полицейского, но я не успела никак отреагировать, потому что Паша собрался подхватить меня снова на руки.

– Э-э, парень, постой, ты что хочешь делать? – удивился капитан.

– Нести ее в школу.

– Да не надо. Я здесь опрошу. Значит, тебя толкнули. Кто?

Я молчала. Я не знала, что делать. Я не знала, что уже сказали капитану. Толкнула меня Вульфа. Но я должна сейчас это говорить? Обвинять ее? Мстить ей, получается?

– Боишься сказать? – покачал головой капитан. – Обычное дело, понимаю. Но ты не переживай. Другая ваша учительница уже все рассказала.

Как могла рассказать Серафима? И что? Она же ничего не видела…

Помогла Вульфа. Она вынеслась из школы и подбежала к нам. Трудно точно передать, что говорила Вульфа, потому что она говорила все подряд.

– Прости меня, Лена! Что ты наделала! Да она сама упала, это такая… что вы даже не знаете! Да что вы от меня все хотите! Да мне здесь жизни больше не будет! Нет, не держи на меня зла! Я ничего плохого не хотела! Ты молчишь и смотришь, вот всегда так! И на него так смотришь,

поэтому он с ума и сошел! Витя, Витя, я кроме тебя никого не любила! Что ты понимаешь, ты маленькая еще! Все из-за тебя! Я же тебя пальцем не тронула, скажи им!..

– Дамочка, дамочка, – капитан осторожно взял за локоть Вульфу, которая никак не могла успокоиться, качалась, говорила то громко, путано, то начинала бормотать.

– А! – вскрикнула Вульфа. – Меня полиция била!

– Лариса… – незаметно подошедший Виктор Сергеевич обнял извивающуюся Вульфу за плечи и настойчиво отвел в сторону.

Я видела, как она сопротивлялась, но не сильно. Прильнула вскоре к Милютину, потом положила голову ему на плечо, потом обняла, стала плакать, он гладил ее по голове, что-то совсем негромко приговаривал. Пару раз он взглянул на меня, я пожала плечами. А что тут скажешь? Все понятно без слов. Всех жалко. Все неправы. И всех жалко. Мне только себя не было жалко. Потому что, если начинаешь себя жалеть, вообще плохо становится.

– Поехали, – врач сел на переднее сиденье и спросил уже оттуда капитана, писавшего что-то, сидя на ступенечке «рафика». – Да, капитан? Можно трогаться?

– Да, все вроде описал… Ну, товарищи, страсти у вас тут, конечно… Поеду к другим… Спасибо этому дому, пойду, стало быть, к другому. – Он пожал руку подошедшей Серафиме, которая выглядела очень плохо. Понятно, что она переживает – такой раздулся скандал. Теперь в поселке только и разговоров на неделю, что о драке в школе. Еще бы если мальчики дрались! А то учительница с ученицей. – Ну что, Лена, подпишешь?

– А что подписать? – осторожно спросила я.

– Ну как, что… Что учитель Красильникова тебя ударила и толкнула, в результате чего ты получила легкую травму и едешь, таким образом, в больницу…

– Я и так уже в больнице лежу, – сказала я. – Я не знаю. Можно я с ней поговорю?

Мысль, пришедшая в тот момент мне в голову, просто изумила меня своей холодной простотой и тяжестью. Она пришла в голову и из головы как будто спустилась на грудь и придавила ее, у меня даже застучало сердце. Вот сейчас можно поговорить с Вульфой и сказать ей: «Лариса Вольфганговна, я не буду говорить, что вы меня толкнули и разбили мне висок, и я потеряла сознание. А вы заберете заявление из прокуратуры, идет?»

– Можно, – сказал капитан. – А о чем?

– Нет, я не буду говорить. – Я залезла поглубже в «рафик».

– Точно? – заглянул внутрь капитан.

– Точно.

Я не была уверена, права ли я. «Рафик» тронулся, я слышала, как что-то вслед кричал Паша, бежал за машиной… Стала искать телефон. Нет. Наверно, выпал в классе. Телефон Виктора Сергеевича, с его сообщениями, с фотографиями, которые я успела сделать, ведь я и его в монастыре пару раз сфотографировала… Вульфа найдет, будет опять бегать по классу, хохотать, плакать, неизвестно, что дальше сделает, раз ей так плохо от всего сейчас, что связано со мной и Милютиным…