Чистилище
Шрифт:
— Что ж, признаться, меня это радует. Выходит, ты еще испытываешь какие-то чувства ко мне.
— Это ни о чем не говорит. Тем не менее, разве мы не родственники? Я понял, что в этом что-то есть.
— Значит, ты все же покопался в себе? — с надеждой спросил Александр. — Наконец-то ты видишь, что выбрал неправильный путь.
— Ни в коем случае. То, что я с тобой сейчас разговариваю, еще не значит, что я все забыл. В моей памяти хранится все, о чем я думал долгие годы, что планировал, чем жил. Но я не хочу, чтобы ты умер. Прекрати преследовать этих людей, Александр!
—
Отец замолчал, словно вопрос Александра отскочил от стекол солнцезащитных очков.
— Как я могу обезопасить себя, если я даже не знаю, кого мне бояться? — сделал еще одну попытку Александр.
— Я сижу здесь не для того, чтобы выдавать кого-нибудь. Но я не стал бы тебя обманывать, требуя, чтобы ты прекратил расследование. Отнесись серьезно к моему предостережению, Александр! Кто-то, кому ты доверяешь, заманит тебя в ловушку. Прекрати свои расследования убийств священников, иначе…
— Что иначе? — спросил Александр, когда отец вдруг сжал губы, словно сказал слишком много. Маркус Розин глубоко вздохнул, прежде чем медленно и тихо ответить:
— Иначе ты умрешь!
Еще и сегодня, спустя годы, когда я переношу все эти события на бумагу, я не могу подобрать нужных слов, дабы описать, что мне удалось найти неподалеку от горной деревушки Борго-Сан-Пьетро благодаря простой случайности. Дыра в земле, куда провалились Мария и я, привела нас в обрушившийся подземный ход, который оказался лишь частью разветвленной сети. Эти подземелья тянулись далеко вглубь лесных зарослей. Засыпанный землей древний город лежал под густым лесом. Примерно две тысячи лет назад, наверное, случился гигантский оползень с окрестных склонов и засыпал это поселение. И что было самым важным, мое изначальное предположение подтвердилось: остатки строений и предметы, которые мы обнаружили, были действительно этрусского происхождения. Мы довольно часто натыкались на изображения мужчин с крыльями ангелов, таких же, как на вазе, которую показывала мне Элиза Бонапарт. Я сразу обратил внимание на повторяющийся мотив этрусского искусства, о значении которого мне было так же мало известно, как и другим ученым, которые занимались этой древней культурой. Без сомнения, мы отыскали легендарную святыню этрусков, так интересовавшую Элизу.
Размеры территории города и то обстоятельство, что для полномасштабных раскопок нужно было выкорчевать значительный участок леса, требовали привлечения большого числа рабочих рук. Но жители Борго-Сан-Пьетро, как и раньше, старались избегать нас, а надеяться на дополнительный отряд солдат из Лукки, учитывая то обстоятельство, что Верхней Италии угрожали австрийцы, было совершенно бессмысленно. Наш маленький отряд трудился три дня не покладая рук, но очистил лишь небольшой участок от кустарника и немного разобрал завал в подземном ходе, чтобы можно было продвинуться чуть дальше.
Утром следующего дня я заметил, что половина солдат стояла готовой к походу вместе с мушкетами. Когда капитан Ленуа уже хотел возглавить колонну, я бросился к нему и спросил, что он намеревается предпринять.
Капитан указал на место раскопок.
— Мои люди умрут
— Нет, только не силой! — запротестовал я.
— Иначе не получится. Деревенские жители шарахаются от нас, как черт от ладана.
— Нам, конечно, нужны помощники, но только добровольные. Я запрещаю вам производить любые насильственные действия!
— Как же вы это сделаете? Эти солдаты под моим командованием.
— Но возглавляю экспедицию я! Может, мне сообщить герцогине, что вы не выполняете моих указаний?
Мы посмотрели друг другу в глаза. После этого молчаливого поединка Ленуа вдруг улыбнулся и пожал плечами.
— Как вам будет угодно, мосье Шрайбер, — заявил он. — Вы возглавляете экспедицию, совершенно верно, и именно вы будете докладывать герцогине об успехе или провале экспедиции.
Капитан обернулся к солдатам и скомандовал отставить мушкеты и вновь взяться за лопаты, чтобы помогать в раскопках.
Я решил попросить о помощи бургомистра. Чтобы не было пролито напрасной крови, я отправился в Борго-Сан-Пьетро один, без военного эскорта. С собой я прихватил лишь Риккардо Бальданелло, потому что мой итальянский хоть и был хорош в обиходе, но, принимая во внимание определенные обороты речи людей здесь, в горах, он оказался практически бесполезен.
По пути я расспрашивал Риккардо о его сестре.
— Мария, кажется, за что-то сердится на меня. Хотел бы я узнать, в чем причина.
Риккардо бросил на меня испытующий взгляд и спросил:
— Мария нравится вам, не так ли?
— Я мог бы соврать, но не хочу.
— Мария — не девчонка, с которой можно поразвлечься некоторое время.
— Я об этом не говорил, да и в мыслях не допускал такого.
— Но вы ведь прибыли из другой страны, из другого мира, синьор. Когда вы закончите свою работу здесь, вам придется вернуться в свой мир, а для Марии это не подходит.
— Откуда ты это знаешь?
Риккардо постучал указательным пальцем правой руки по лбу и, усмехнувшись, сказал:
— Я — всего лишь простой человек, но там внутри отнюдь не солома.
— Возможно, ты и прав, что я из другого мира. Однако Мария сама должна решить, стоит ли ей рисковать, привыкая к новой жизни.
— D’accordo, согласен, спросите Марию!
— Но как? Она избегает меня, почти как эти деревенские жители.
— Она боится вашего мира и этого вестника несчастья.
— Мария всегда так беспокоится из-за канюка?
— Она выросла в очень набожной семье, а у нас вера тесно связана с предрассудками.
Я бы охотно поговорил с Риккардо еще о его сестре, но мы подошли к стенам Борго-Сан-Пьетро, и их мрачный вид заставил нас замолчать. Пара человек, завидев нас издалека, тут же исчезла. И вновь нас встретили пустынные, словно вымершие переулки деревни. Когда мы добрались до деревенской площади и пошли прямиком к дому бургомистра, нам на глаза попался маленький Ромоло, который выбежал из двери, держа в руках узелок из ткани. Я окликнул его и спросил, дома ли отец.