Чистильщик

Клив Пол

Салли уже съела пару ложечек шоколадного мороженого, как вдруг начинает себя чувствовать виноватой перед Джо. Она надеется, что он не рассчитывал сегодня на ее обед. Конечно, в действительности ее беспокоит то, что он сказал сегодня утром. «Кто-то вроде меня». До сих пор она не подозревала, что Джо осознавал, что окружающие, включая ее саму, обращаются с ним не как с обычным человеком. Никто не готовил ему обедов. Никто больше не приставал к нему с предложениями посидеть на скамейках у Эйвон-Ривер и покидать в уток сухими крошками.

Мороженое кажется ей совершенно безвкусным. Просто холодная влажная масса. Салли

ковыряется в нем ложкой, и оно становится еще более жидким. Она понимает: в действительности ей нужно приложить усилие, чтобы сблизиться с Джо, но сделать это так, чтобы было незаметно, что она это усилие прикладывает. Она улыбается родителям и радуется, что они хорошо проводят время. На шее у ее матери, поверх кофты, висит распятие, и в нем отражается отблеск свечей. Несмотря ни на что, у ее родителей осталась вера. Она снова думает о том, что с Джо ее может сблизить именно вера.

Салли опускает голову, смотрит на мороженое и пытается его доесть.

19

Кровать перестала стучать. Может, сломалась. Может, матрас стерся. Может, они переместились на пол. При этой мысли бутерброд угрожает полезть обратно через горло, и у меня большое искушение не противиться этому позыву. Проблема в том, что полезет не только бутерброд. Полезет все, что я съел за последнюю неделю.

Я принял решение. Я подведу Господа Бога и сохраню им жизнь.

Эй, я ведь ничего Ему не должен.

Оставляю банку на столе и крошки от бутерброда на стуле. Никогда не был чистюлей. На мне перчатки. Когда утром Трэверс найдет банку, сомневаюсь, что он будет сверять следы на ней со следами на бутылках, найденных в доме Анжелы. Для этого потребовалось бы провести тонкую параллель — слишком тонкую для полицейского.

Оставляю входную дверь незапертой. Если кто-нибудь еще ворвется сюда и убьет их — кто я такой, чтобы помешать Господу? Начинаю смеяться, представив их лица поутру, кода они увидят, что у них были гости. Смех — лучшее лекарство от того, что я только что пережил. Что они сделают? Заявят об этом? Нет. Трэверс не захочет разглашать свою тайну. Не могу себе представить, как завтра он придет на работу и всем расскажет, что произошло.

Какое-то время он будет жить в страхе. Как и его дружок. Так им и надо — не надо было делать из Библии посмешище и издеваться над всем человечеством своим непотребным поведением.

Издеваться надо мной.

Расстаюсь с машиной в километре от дома и остаток дороги, потея, иду пешком. Портфель в моей мокрой руке кажется необычно тяжелым. Может быть, когда-нибудь я куплю машину.

Придя домой, вижу, что на автоответчик оставлены два сообщения, оба от матери. Стираю их и размышляю о двух вещах одновременно. Первое, почему я так люблю маму, и второе, почему ее нельзя стереть так же легко, как эти сообщения.

Сажусь напротив Шалуна и Иеговы и смотрю, как они плавают по своему бесконечному кругу беспамятства. Они видят меня, думают, что я сейчас их покормлю, и устремляются к поверхности. Я их не кормил целый день, поэтому времени я не теряю. Поглядываю на автоответчик. Может быть, мама позвонит завтра. Спросит меня насчет котлет. Покажет свои последние успехи в собирании паззла. Угостит кока-колой. Буду ждать.

Перед тем как лечь спать, я откапываю со дна своего маленького шкафчика старый будильник. Ставлю на семь тридцать

пять. Таким образом даю себе шанс проснуться в семь тридцать самостоятельно. Запоздалый тест.

Перед тем как лечь в кровать, желаю своим рыбкам спокойной ночи. Закрываю глаза и пытаюсь не думать о матери, ожидая, что сон не унесет меня прочь от той боли, которую мне сегодня пришлось испытать.

20

— Поздно ночью, детектив Шредер.

— Мы нашли еще одно тело.

Что? Я начинаю шарить глазами по пробковому стенду.

— Она была мертва, детектив Шредер?

Небо над Крайстчерчем затянуто облаками, город покрыт серой пеленой. Солнца нет. Очень жарко. Влажная жара, как вчера. Рукава у меня уже закатаны. Шредер смотрит на меня так, будто я не устаю удивлять его своей сообразительностью. Я смотрю на него в ответ с таким выражением, будто в голове у меня скачут и поют, держась за руки, персонажи из сказки о докторе Сьюсе, делая все возможное, чтобы развлекать меня непрерывно.

— Да, была, Джо.

Я смотрю на стену, и мне требуется вся моя выдержка, чтобы удержаться в роли Тормоза Джо. Указываю на нее. Фотография Кэнди.

— Это она?

Он кивает.

— Ее звали Лиза Хустон. Она была проституткой.

— Опасная работа, детектив Шредер. Чистильщиком быть гораздо лучше.

Фото Кэнди — один из тех неудачных снимков, по сравнению с которыми даже фото в паспорте выглядит прилично. Фотография была сделана после того, как тело провело два дня в спальне, в удушающей жаре. Разложение не помиловало ее. Кожа вокруг волос и лица съежилась и покрылась багровыми пятнами. Еще через денек или два пятна бы почернели. Белки глаз размягчились. Одна рука изогнута и покрыта синяками. Кожа на руках похожа на мокрые перчатки. В определенных условиях человеческое тело может распасться до состояния скелета за несколько дней. Я говорю о действительно экстремальных условиях, а не об обычной облачной погоде с дождями и небольшим количеством солнца. Это также привлекает окрестных маленьких голодных животных.

— Она умерла этой ночью, детектив Шредер?

— Раньше, Джо. Точная информация у нас будет уже сегодня утром.

Патологоанатом узнает точную дату убийства, изучив личинки насекомых на ее избитом лице и в разорванном влагалище, а также сложный перелом на ее руке, в том месте, где кость выглянула наружу, крякнув «привет».

— Знаешь, Джо, тебе действительно не стоило бы смотреть на такие фотографии.

— Ничего. Я просто представляю, что это ненастоящие люди.

— Роскошь, наверное, иметь такую возможность.

— Кофе, детектив Шредер?

— Не сегодня, Джо. Спасибо.

Я захожу в свой офис. Мне безумно любопытно, как нашли тело, кто его нашел и кто прибыл на место преступления. Уж точно не детектив Трэверс. Он был связан.

Скорее всего, это был муж, вернувшийся домой, чтобы попытаться вновь наладить свою жизнь. Удивился, что за запах доносится со второго этажа. Дежавю. Неважно, дышишь ли ты носом или ртом или вообще не дышишь, запах разложения все равно настигнет тебя. Он забирает жизнь, как огонь, и, как огню, для существования ему необходим кислород, он чувствует голод, который нужно утолить. Это смысл его существования. Интересно, осмелится ли муж хотя бы раз в жизни еще раз подняться по этой лестнице?