Чистильщики пустошей
Шрифт:
— У нас вроде как их старшой. И еще двое каких-то: один длинный как жердь, а напарник его — с-т-р-а-а-а-н-н-ы-ы-ы-й. Так и кажется, что ходит и принюхивается…
— Во-во. А нам с ними, спрашивается, зачем шляться?
— Точно, им за это бабки платить будут, а нам за просто так шею подставлять?
— Мож, здесь и простоим, а, мужики?
— Доложат Грифу…
— Да ладно!
— Ну, да, мы ж им не сватья, не братья…
— Вот и я про то же.
— Эхе-хе, придется щас назад идти.
— Не говори. Как говорицца — от заката и до упора.
— Вот оно мне зачем?
— И че ты там делать будешь?
— Да на завод какой-нибудь пойду работать.
— Ой, не смеши, а? Зарекалась, грю, свинья говно не жрать…
— Че?
— Через плечо, грю. Куда ты от легких денег пойдешь, а? На завод?
— Да ну тебя, Еж.
— Бздну, а не «да ну». Так что, господин капрал, извольте прогуляться.
— Во-во, никуда нам теперь и не деться.
— Не, ну можно попробовать, канешн…
— И дом бросить, какой-никакой… Че это?!!
— Где?
— Да вон там, вон… АААА!!!
— Братцы, не выдавайте, куда вы?!!
— Давай авт… ААААААА!!! Глык…
Стрельба практически и не началась. Дал осечку единственный пистолет-пулемет, что был у патрульных.
Приземистые и гибкие серые фигуры моментально оказались среди испуганных, орущих людей. В слабом свете замелькали длинные худые лапы, когтями разрывающие кожу нагрудников, ткань, плоть. Стена одного из домов украсилась темными брызгами. Крик, захлебывающийся бульканьем разорванных в клочья трахей и артерий.
Серые фигуры осторожно переступают через валяющиеся тела длинными сильными ногами, изломанными в суставах. Одна тварь наклоняется над тем, кто побежал первым.
Патрульный еще жив, несмотря на то что острые когти пропороли ему бок и в лохмотья разодрали шею. Из разорванных сосудов толчками выходит кровь, он хрипит, пытается дотянуться до оружия, когда видит, как над ним наклоняется темный силуэт. Но основные артерии не повреждены, и Ред все еще жив. На свою беду.
Темные провалы глаз. Зрачки вертикальные. Нос сплюснут, широкие ноздри со свистом втягивают воздух. Пахнущий его, Реда, кровью. Ребра под темной кожей выпирают, длинные, до колен, руки задевают асфальт, когда тварь нагибается ниже, скребут по нему черными изогнутыми когтями. Ред не понимает, почему он рассматривает все это, вместо того чтобы попытаться достать оружие, но глаза твари затягивают, даже в темноте. В голове звучит еле слышный голос, который что-то бормочет. Что именно? Что? Ну почему, почему он еще не умер? ПОЧЕМУ-У-У?!!
Лицо или морда? Какая теперь разница? Губы слабеющего патрульного тихо шепчут что-то. Из-за черных узких губ, из-за двух рядов высоких зубов показывается длинный язык, касается его разбитого и окровавленного лица. Он хотел бы сейчас провалиться в беспамятство, но нет, у него не получается. Тварь наклоняется еще ниже, шипит, широко разевая пасть, из которой несет свернувшейся кровью, тухлым мясом и еще чем-то, гнилым и смердящим. И Ред чувствует, что по его щекам вниз ползут слезы, как тогда, в далеком детстве, когда старший брат рассказывал страшилки про подземных рудокопов.
Вот он, рудокоп, сидит напротив. Облизывается перед тем, как его, Реда, снямкать. Фу, п-р-о-т-и-и-и-в-н-а-я
Девятимиллиметровая пуля вошла в голову твари, склонившейся над орущим какую-то хрень патрульным, разнеся ее в клочья. Мерлин пал на колено и начал стрелять по остальным «серым». Рядом спокойно и невозмутимо отсекал свои постоянные «двадцать два» Варяг, не давая подкрасться тем трем, что стояли в переулке, видимо охраняя основную стаю.
Именно стаю. А как еще назвать с десяток низко пригнувшихся фигур, которые они увидели, прибежав на выстрелы? Фигур, так похожих на человеческие по силуэтам, устроивших засаду на расслабившихся патрульных? Судя по всему, противник в этот раз им достался и хитрый, и опасный. И быстрее бы подтянулись оставшиеся «двойки». Мерлин нажал на кнопку маяка, посылая сигнал для ожидавших у броневиков ребят группы поддержки. Он знал, что сейчас к ним, ревя двигателем, уже несется машина Капитана, на броне которой наверняка сидит он сам, вместе с близнецами, Инженером и Фростом. И, скорее всего, там же, вцепившись в поручень у башни, лязгает на ухабах зубами Айболит.
— Идем, Мерлин, идем! — Это Мусорщик с Толстяком, которые уже бегут что есть сил с самого дальнего из перекрестков.
— Мы уже близко, — как всегда, спокойный голос Волка, который наверняка будет здесь первым. И хорошо действительно, что Чунга взял с собой огнемет.
— У нас тоже гости. Трое. Сейчас разберемся и придем, — это Кот. И это плохо. Они ведь так и не знают, сколько тварей сейчас на узких улочках Старого города. А местные-то хороши! Ни одно окно из всех в округе, укрепленное решетками и тяжелыми ставнями, даже и не скрипнуло, выпуская наружу ствол хотя бы ружья. Зато какие герои днем были в том самом кабаке, а?!!
Над ухом грохочет автомат Варяга, сейчас уже матерящегося в сторону размазанных серых силуэтов, что никак не хотят убегать, двигающихся в их сторону. Мерлин видел, как поднялся один из тех, кого он нашпиговал свинцом в корпус. Прикинул про себя запас живучести и понял, что это, пожалуй, действительно были мертвяки. А ведь сначала он грешил на собственный тепловизор. Ладно, хоть есть ночничок, которому, правда, сейчас мешает даже слабый свет масляных фонарей.
Мерлин перезарядил автомат и прикрыл Варяга, пока тот, в свой черед, менял обоймы. Твари приближались. Сбиваемые с ног пулями, но все равно — упорно приближались. Их был даже не десяток, как ему показалось сначала. Штук двадцать, возникших из темноты переулка, в котором он пристрелил первую.
Первыми добрались Волк и Чунга, как он и предполагал. Улица озарилась жарким рыжим пламенем огнемета. Волк, присев за большую чугунную урну, экономно отстреливал тех, что пытались выбежать из огня.
Часть нападающих кинулась в ту сторону, откуда бежали Мусорщик и Толстяк. Двум или трем удалось проскользнуть в незаметный проход чуть раньше, чем заработала машинка Толстяка, отшвырнувшая назад тех, что не успели. В квартале стоял жуткий грохот автоматического оружия, и Мерлин не сразу услышал вой приближающейся бронемашины.