Чисто астраханское убийство

Незнанский Фридрих Евсеевич

— Ладно, тут недалеко, — ответил Грязнов. — Я сейчас подойду…

— А вам надо светиться?..

— Так они ж уже знают, кто я такой, я Рахиму по полной схеме представился. Мол, ищу тех, кто его братьев завалил. Так что проблем не вижу. Я ж ведь всегда могу ему вопрос задать, откуда эти бородатые и чем они занимаются, кроме того, что по ночам на людей нападают, верно?

— Вполне логично.

— Вот и я говорю.

— Может, я встречу?

— Не беспокойся, я не заблужусь, да меня, вон, и Дусенька проводит… Проводишь? — Владимир услышал, как он обратился к своей хозяйке.

— А как же! — ответила та и засмеялась: — Вон, кочергу возьми! Она тяжелая, железная…

— Видишь, заботятся! — засмеялся Грязнов, чем разрядил и обстановку, и несколько тревожное все-таки и даже немного гнетущее настроение Климушина.

— Ну вот, Даша, приди, наконец, в себя, сейчас хороший человек подойдет, поговорим, и

тебе полегче станет, — сказал Владимир, и Дарья отрешенно кивнула, никому она, видать, уже не верила…

Грязнов с Евдокией подошли минут через двадцать. Ну, понятно, надо было одеться, поскольку даже тени сна на их лицах Владимир не заметил, — он кое-что уже понял с первых минут знакомства с ними прошлым утром. Вот и дай им бог, как говорится.

— Ну, показывай, где он? — сказал Грязнов, входя с тяжелой кочергой в руке и улыбаясь. А Дуся похлопала Дашу по плечу и кивком показала на веранду. Та поднялась и молча, тяжело переваливаясь, вышла за соседкой. «И где же ее вчерашняя легкость?» — с сожалением подумал Климушин и с укором покачал головой: можно было подумать, что он сам шел сюда с одними добрыми намерениями. Вот и оказалась Дарья меж двух жерновов, а ведь как славно начиналось!.. Но как бы там ни было, а дело в данный момент важнее всего.

Владимир собрался лезть в погреб за пленником. Сейчас этот бородатый наверняка начнет «не понимать» русского языка. Но слово «спецназ» он поймет сразу и без перевода, особенно если услышит, что эти ребята прошли огонь чеченской войны и потеряли там много своих товарищей. Как в таких случаях объясняют ситуацию? Пленник, переданный охране для доставки в следственный изолятор, предпринял дерзкую попытку побега и был застрелен на месте. Они все, конечно, большие герои, эти бывшие боевики, пока дело не коснется их собственных задниц, и вот тут они смолкают. А о происшествии составляется протокол, и дело закрывается. И, кстати, подсказывать специалистам, как это надо проделать, нет никакой нужды. Вот все это пленник услышит и заговорит, жить каждому охота. Фамилии нужны, фамилии. Тогда и дело сдвинется с мертвой точки, другими словами — из глубокого дупла, куда его сознательно загнали местные «правоохранители».

Есть и другой вариант. И его также обсудили Грязнов с Климушиным, прежде чем откинули дорожку над крышкой погреба. Можно с утра пораньше заглянуть к Дадаевым и сообщить им «приятную весть», что их человек задержан при попытке убийства сотрудника милиции. А затем потребовать предъявить и его документы, и всех остальных, кто окажется в доме. А установив фамилии, можно будет немедленно пробить их в базе данных министерства внутренних дел.

Ну а если те откажутся и заявят, что Саид им незнаком, придется предупредить, что он будет немедленно передан отделению спецназа, который с минуты на минуту прилетит на вертолете, и уж этим-то ребятам преступник все расскажет и во всем сознается. Что они сделают? Начнут выкручиваться, врать, объяснять ситуацию с отсутствием документов дружной потерей всех паспортов, называть вымышленные фамилии. Они ж тоже не дураки и понимают, что установить их личности большого труда не составит. Фотография каждого из них немедленно пойдет в базу данных, и умный компьютер без труда опознает и установит, кто есть кто. Ну а тогда уж придется держать ответ по всей форме. И, вероятно, за многие грехи.

Но можно ведь и не доходить до таких крайностей! А для этого надо будет переговорить с Рахимом наедине, причем не в его доме, где, вполне возможно, установлена система прослушивания. И предупредить его о суровой ответственности, а также намекнуть, что в гибели его братьев подозреваются именно эти самые его чеченцы, и так далее. То есть развесить у него по ушам хорошую лапшу. В конце концов, кому, как не майору милиции Климушину, например, знать о том, что в деле об убийстве Эдуарда Дадаева четко прослеживается «чеченский след»? Потом можно будет и опровергнуть эту версию ввиду вновь открывшихся обстоятельств. Но это — потом, а пока нужно заронить подозрение к тому же Ахмету по той причине, что он, как охранник, или телохранитель, оказался неспособным выполнять свою прямую работу. Что значит — он шел впереди Энвера? А сзади кто охранять должен был? Тем более что и выстрел раздался именно сзади, как показал проведенный на месте убийства следственный эксперимент, о чем подробно сказано в обвинительном заключении. Другими словами, Ахмет обнаружил абсолютную профессиональную непригодность и может подозреваться в подготовке убийства Энвера, а также и в прямом участии в его совершении ввиду преступного неисполнения Ахметом своей охранной деятельности, приведшей к гибели Дадаева.

Этот вариант Вячеслав Иванович продумал еще вчера, после разговора с Рахимом. И понял, что на этом факте можно крупно сыграть. Мол, не конкуренты из Астрахани виноваты в гибели братьев

Дадаевых, а пробравшиеся в твою семью чеченцы, у которых определенно имеются свои собственные интересы в бизнесе и Эдуарда, и Энвера. А что тут может быть непонятного? Уберут еще и Рахима, затем свалят очередное убийство еще на какого-нибудь постороннего человека — в этих обманах и подлогах они большие спецы. А затем заберут себе все, что создано неустанным трудом братьев. Кстати, заберут вместе с женщинами, им ведь нужны рабыни! А эти чеченцы — наверняка скрывающиеся от правосудия боевики, на чьих руках уже немало крови, потому и новые убийства — для них дело привычное. И даже является предметом особой ваххабитской гордости. Неизвестно, мол, какими способностями обладали старшие его братья, но, судя по их крупным успехам и в политике, и бизнесе, они несомненно были людьми деловыми, хваткими и умными. И в нарушениях закона замечены не были. Вот он — хороший аргумент для младшего брата, который, по наблюдениям Грязнова, особым умом не блистал, и все его хитрости легко разгадывались. Его теперь и испугать не трудно. Вячеслав Иванович уже высказал такую мысль ему прямо в лицо. Можно теперь и повторить, с еще большей уверенностью. Каждый хитрец всегда считает себя самым хитрым и мудрым — отличная ловушка для «горячих людей». У них темперамент и подозрительность часто сильнее доводов разума. Словом, надо постараться вбить между ним и Ахметом жесткий клин недоверия, основанный якобы на логике следственных действий, не подлежащих сомнению. Что, в конечном счете, и поможет привести к разрыву их отношений… Климушин, выслушав аргументы Грязнова, готов был согласиться. Только как бы это проделать половчее? Наверняка ведь эта братия уже беспокоится о своем товарище. Или подельнике, один черт. Значит, нужно сейчас с пристрастием допросить Саида, а потом снова загнать его в погреб. Будто его здесь не было и нет. А для страховки оставить в доме обеих женщин. Дуся сумеет убедить Дарью в том, что у той есть лишь один реальный выход и спасение. Женщинам страхами оперировать легче, чем мужчинам. А мужчинам выйти наружу и взять дом под охрану, неровен час, подельники захотят проверить, почему не возвращается Саид? Вот тут и следует быть наготове: сгодятся и боевые искусства Владимира, и кочерга Вячеслава Ивановича…

— Ну, доставай его, Володя, — предложил Грязнов. — Пора поговорить начистоту и без компромиссов.

Саид только начал приходить в себя, что-то бормотал, очевидно, по-чеченски и пытался злобно вращать глазами, — это он так запугивать пытался. Но встретил он не встречную озлобленность во взглядах своих врагов, а откровенную насмешку. Ох как трудно пережить это «гордому человеку»!

— А хорошо ты его и уделал, и спеленал, — похвалил Климушина Грязнов. — Можно было бы и покрепче. Чтоб запищал, как щенок шелудивый. Как думаешь, он понимает, о чем мы говорим?

— Да хрен его знает. Нам-то какая разница? Русский-то язык ему наверняка известен, раз тут живет. — Володя ни словом не обмолвился, что уже слышал его разговор с Дарьей. — А сейчас я его прижму, он и запоет соловьем, никуда не денется. Знаешь, есть отменный способ языки развязывать. — Климушин носком ботинка показал на пах пленника. — Ты каблуком наступаешь, а он плачет, причем натуральными слезами. Я таких, как он, не раз делал уже.

Ни один не выдерживал… — Климушин рассмеялся, искоса поглядывая на Саида, у которого на лбу выступила испарина: прекрасно понимал, сукин сын, что ему сейчас предстоит пережить. — Так чего, спросим или я лучше сразу начну?

Грязнов озадаченно почесал макушку.

— А давай-ка я спрошу, как его зовут? Не ответит, ты и приступишь… Вячеслав Иванович, опираясь на кочергу, присел у головы Саида, а Владимир занес над его пахом носок ботинка. Разговор обещал быть интересным. Да и ночь эта тревожная уже кончалась, поэтому и торопиться было некуда…

Глава восьмая

Обострение

Ничего не зная о событиях, разворачивающихся в селе Ивановском, которое местные жители гордо именовали станицей, Александр Борисович Турецкий только в четверг, освободив себе время во второй половине дня, то есть через четверо суток после убийства Эдуарда Дадаева, отправился в Московский уголовный розыск. Беспокоить со столь мелким вопросом начальника МУРа Владимира Михайловича Яковлева он не стал, хотя и мог бы — их связывала давняя по нынешним временам дружба. Генерал-лейтенант еще в чине полковника служил заместителем у тогдашнего начальника МУРа Вячеслава Ивановича Грязнова, командовал убойным отделом. Но теперь этим подразделением уголовного розыска руководил сын Яковлева — Володя, Владимир Владимирович, подполковник милиции и относительно молодой еще человек. «Догоняю отца», — отшучивался он на подначки друзей из «Глории». С ним нередко приходилось в последние годы работать Александру Борисовичу, потому и отношения были соответствующие.