Чисто убийственный бриллиант
Шрифт:
Дверь кладовки открылась, и туда на цыпочках вошла синьора Стрега-Борджиа.
— Продолжайте, не обращайте на меня внимания, — прошептала она. — Просто мне вдруг захотелось поесть маринованных фиников с бананами, которые мы делали в прошлом году… Лучано, ты случайно не знаешь, куда миссис Маклахлан поставила их?
— Бачи, дорогая, тебе, должно быть, лучше. — Лучано встал и обнял жену за плечи. — Маринованные финики? Ты уверена? А может, стоит подождать до обеда? Мы как раз делаем пасту… Титус тут рассказывал мне, что его гложет.
Синьора Стрега-Борджиа
— Мммм. Как вкусно… — Она сунула в банку палец и, вытащив липкий кусочек маринованного банана, не жуя, проглотила его.
— Фффуу, мааам… — Титус зажмурился, пытаясь избавить себя от этого малоаппетитного зрелища.
Синьора Стрега-Борджиа открыла дверь, но остановилась на пороге, словно вспомнив что-то не совсем приятное.
— Я вас, пожалуй, покину, — пробормотала она между парочкой маринованных фиников. — Прошу только помнить, что этот парень, адвокат, будет в восемь. И учтите, что он не ест мяса, помидоров, чеснока и лука.
— А что же он тогда ест?! — в отчаянии вскричал Лучано. — На ужин у нас как раз мясо, помидоры, чеснок и лук.
— Его проблемы. Пусть поголодает, — с несвойственной ей язвительностью ответила синьора Стрега-Борджиа, закрывая за собой дверь.
— Она что, не любит адвокатов? — спросил Титус. — Или именно этого адвоката?
— Именно этого. Ваша мама ненавидит всякого, кто имеет хоть какое-то отношение к наследству вашего дедушки.
— Почему? Что плохого в наследстве?
— Ну, скажем так, твой дедушка, да покоится он с миром, был бизнесменом, который использовал некоторые нетрадиционные методы работы с клиентами. — Лучано повернулся к полкам и поставил на место банку с джемом.
— Что ты имеешь в виду под «нетрадиционными методами»? Давай, пап, выкладывай. В конце концов, я тоже имею отношение к этим… к дедушкиным деньгам и всему этому наследству.
Думая, как лучше ответить, Лучано достал пузатую банку и попытался вспомнить, что в ней хранится.
— Пап? Как именно мой дедушка заработал все эти деньги? Чем он занимался?
Вглядываясь в сумрачные недра банки, Лучано глубоко вздохнул.
— Только я, мама и еще один человек знаем об этом. Правда, вполне возможно, его уже нет в живых. Титус, ты даже вздохом не должен намекнуть на это ни одной живой душе. Некоторые вещи лучше держать в тайне. Твой дедушка, дон Химера ди Карне Борджиа, был мафиозо. Очень крупным и могущественным. В криминальном мире своего времени он был большой шишкой, il grande parmigiano, владельцем грандиозного дела, в коррумпированную цепь которого входили политики, члены королевских семей и даже главы государств.
— Борджиа должны разорвать цепь, — прошептал Титус, вспомнив последнюю строчку страшного e-mail.
— Борджиа и есть цепь. Мы, Титус. Ты и я. Деньги могут передаваться только по мужской линии. Слава небесам, на твою мать и сестер это не распространяется.
—
— Он убивал ради них — о, конечно, не своими руками. Нет. Не лично, но он отдавал приказы, и его прихвостни делали всю грязную работу. Он также держал казино, собачьи бега, был вовлечен в незаконную торговлю акциями, владел алмазными копями, занимался контрабандой опиума и, думаю, был замешан во всех грязных делишках, какие только можно вообразить…
— Так, значит, они грязные?
— Деньги? Да, конечно, но то же самое можно сказать почти обо всех деньгах. Даже если зарабатываешь деньги самым честным путем, то как только кладешь их в банк, ты тут же начинаешь участвовать в нечестной игре, во всяком случае, твои деньги…
— Но, папа! Почему я? Почему ты позволил ему отдать эти деньги мне? Ты же знал обо всем… всей этой грязи, и все же позволил ему так поступить.
— Титус, я любил его. Он был моим отцом. Это не означает, что я простил его. Я ненавидел то, что он делал. Из-за этого я сбежал из дома и покинул родину. Но когда я услышал, что он умирает… ты тогда только что родился — я сел на первый самолет в Италию, чтобы показать тебя ему… показать ему, что из зла может получиться великое добро…
— Но ты не должен был допустить, чтобы он завещал мне ДЕНЬГИ! — Голос Титуса повысился до страдальческого крика. — Ты знал, что это кровавые деньги! И все же ты позволил ему…
— Он умер через две минуты после подписания завещания. — На лице Лучано не осталось эмоций. — Я увидел его первый раз за двадцать лет, и он скончался у меня на руках. Титус, я бы позволил ему сделать все, что угодно. Это была его последняя воля. Человек в кровати уже не был могущественным криминальным боссом, он был просто моим отцом, стариком, которого я любил… несмотря ни на что…
— Папа… — прошептал Титус. — Прости, я не хотел…
— Нет, Титус. Ты прав, — перебил его Лучано, помахав рукой. — В тот день, когда умер мой отец, я сделал то, за что твоя мать не перестает меня корить. Я не подумал. И вот теперь я поставил тебя перед ужасным выбором, рассказав тебе то, чего ты не хотел знать, и предоставив тебе решать, что, черт возьми, делать с этими деньгами… Правда, ты в любой момент можешь отдать это богатство на благотворительные цели, если просто захочешь избавиться от него.
— Избавься от него, — пробормотал Титус. — Уничтожь его, или оно уничтожит всякого, кто захочет им владеть… Уничтожь его.
В этот момент стеклянная банка выскользнула из рук Лучано и грохнулась на каменный пол, взорвавшись с оглушительным звоном. Пол заляпала кроваво-красная жидкость с осколками стекла. Что бы ни хранилось в этой банке, оно уже давным-давно разложилось, и его комковатые останки напоминали некие трудно определимые человеческие органы.
Лучано и Титус в ужасе уставились на вещество, слишком напоминающее кровавое месиво — принимая во внимание содержание их недавней беседы.