Чисто убийственный бриллиант
Шрифт:
— Я не забыла, — сказала Пандора.
— Конечно, нет, дорогая, ты ведь видишь, как каждый год с тех пор маленький кустик незабудок расцветает как раз на том месте, где мы ее похоронили.
— Крысы не превращаются в цветы, — заявил Титус со всей категоричностью своих семи лет.
— Нет, превращаются, — настаивал Лучано. — Подумай: дерево начинается с семени, упавшего с другого дерева, унесенного ветром или оброненного птицей…
— В ее какашке.
— Спасибо, Пандора. Да,
— Или мы спиливаем его. Для растопки, — подсказал Титус, ярый приверженец точности в деталях.
— Ну да… мы сжигаем его в камине, но это не конец дерева. Оно не исчезает — оно превращается сначала в пламя и тепло, затем в золу для удобрения сада, а часть его становится дымом и вылетает из наших труб…
— Но оно исчезает, — жалобно произнес Титус. — Оно перестает быть деревом.
— Да, — согласился Лучано. — Оно превратилось в дым и пепел, но со временем облака и ветер унесут его прочь, и оно прольется дождем на другие деревья в другом месте, и те другие деревья впитают его корнями, и таким образом оно вновь станет деревом.
— О! Это великолепно! Отлично, Лучано! — Вскочив на ноги, Бачи обвила руками шею мужа, и не успели они глазом моргнуть, как лодка перевернулась, опрокинув их в Лохнагаргулью…
— Титус… эй! Алло!
Он часто заморгал — голос отца вернул его из прошлого. Титус с облегчением понял, что он не барахтается в студеном заливе, а уютно свернулся на диване под книжными полками. В свете горящих в камине поленьев перед ним, почесывая искусанное ухо, стоял Лучано.
— Прости, пап. Уфф, я задумался, — пробормотал Титус, но, заметив пристальный взгляд отца, встревожился. — Хм… а что? Почему ты на меня так смотришь?
— Ты изменился, — Лучано склонил голову набок и прищурился, с сомнением разглядывая сына. — Не обижайся, но ты выглядишь… юными счастливым. Вот именно, счастливым. Намного счастливее, чем в начале вечера.
Титус улыбнулся, слегка растерявшись. Разумеется, он выглядит юным, рассудил он; в сравнении с его потрепанными жизнью собеседниками он выглядит чуть ли не новорожденным. Но счастливым ли? Ну да, согласился он, отпущение было такое, будто сквозь его мысли пронеслось что-то огромное и полное света. Да, я так счастлив, что вот-вот лопну. Через неделю я буду тинейджером. Тринадцать! И… наконец-то я знаю, чего хочу на свой день рождения… точнее, чего не хочу.
— Пап, — сказал Титус, поворачиваясь спиной к юристу, — можем мы с тобой перемолвиться словечком наедине?
БРЫЗГИ КРОВИ
В порыве великодушия, о котором позже она пожалела, синьора Стрега-Борджиа отвела Фьямме спальню на третьем этаже, стены которой были затянуты настоящим китайским шелком династии Пинь. И вот теперь Фьямма удобно устроилась на кровати с ногами, откинувшись на подушки и вонзив острые каблуки в шелковое покрывало в тон обивке стен. Она курила маленькую черную сигару, прижав подбородком мобильный телефон.
—
На другом конце наступила озадаченная тишина, потом Фьямма услышала мелодию режима ожидания, видимо, низший демон отправился выполнять задание. Минуты шли, комната наполнялась едким черным дымом, пока Фьямма не затушила окурок сигары о прикроватный коврик.
— Ну? — прошипела она, сверкнув алым глазом. — Не очень-то ты торопился. Ладно. Открой главу Sang di Draco, будь любезен, найди там подраздел о флюоресценции…
В трубке слышалось шуршание пергамента, пока младший демон делал то, что было приказано.
— Молодец, стараешься. Скажи-ка мне, действительно ли Перикола д’Иллюминем заставляет драконью кровь светиться. — Голос Фьяммы понизился до шепота, пока она рассматривала маленький флакончик, зажатый между большим и указательным пальцами. — Превосходно, — промурлыкала она, сжимая флакончик в кулаке. — Я так и думала, но хотела быть абсолютно уверенной перед тем, как начать разбрызгивать кровь… — Улыбка заиграла у нее на губах, и по подбородку поползла тоненькая струйка слюны. — До связи, приятель, — добавила она, отключая телефон. Фьямма встала, дрожа от нетерпения. Она была так возбуждена, что не могла оставаться в одном положении. «Я почти у цели, — беззвучно прошептала она, — сначала камень, затем души… и тогда я вырвусь отсюда, вернусь в Аид. Хотя и не принято хвалить себя, но это был поистине гениальныйакт — взять кровь у этого нескладного драконьего детеныша…»
Еще до начала этой миссии в Аиде начали установку соляриев — исключительно для руководства, — чтобы компенсировать регулярным ультрафиолетовым облучением длительное пребывание в бессолнечных глубинах Аида. Именно тогда один из коллег Фьяммы сделал одно, казалось бы, совершенно бесполезное открытие. Как случайно выяснилось, ультрафиолет заставляет драконью кровь светиться — облученная в солярии, она начинала испускать ярко-розовое свечение. Эта информация была должным образом зафиксирована, надежно забыта и, возможно, оказалась бы навсегда потерянной для демонов, не стой сейчас Фьямма перед реальной возможностью совершить революцию в демоническом мире. Ибо длина волн, испускаемых Хроностоуном, точно соответствовала ультрафиолетовому диапазону электромагнитного спектра…
— Все, что мне осталось сделать… — прошептала Фьямма своему отражению в темном оконном стекле. — Все, что мне осталось сделать, чтобы найти Хроностоун, это разбрызгать драконью кровушку по всему этому шотландскому мавзолею и посмотреть, начнет ли она светиться.
После чего останутся сущие пустяки — отправить мальчишку и его сестренку-мага… Сущая безделица. Фьямма откупорила флакон и окунула маленькую стеклянную палочку в красную жидкость. Неуловимо быстрым движением запястья она стряхнула кровь с палочки, отчего капля описала в воздухе дугу, прежде чем приземлиться на пол. Коснувшись паркета, капля рассыпалась на десятки крошечных точек, которые легли на пол зловещей кляксой, столько раз описанной в детективных романах, с той лишь разницей, что клякса оказалась уменьшенной, словно бонсай. В тусклом свете китайской спальни кровь не проявила никаких специфических свойств и мирно впиталась в доски пола. Нимало не обескураженная, Фьямма закупорила флакон и на цыпочках вышла в коридор, остановившись на верхней ступеньке лестницы, чтобы повторить эксперимент.