Чистые струи

Пожидаев Виктор Михайлович

— Ты же мокрая вся! — услышал он свой чуточку неестественный голос. — Согрейся и поспи. А я высушу твою одежду.

Семен Иванович вышел на берег, разделся и, разбежавшись, бросился головой в воду. Вода была теплая, густая. Он долго плавал и нырял. Пытался даже поискать на дне рыбу, но рыбы не было.

Потом он подошел к палатке, взял ее брюки и кеды, направился к кострищу. Костер долго не разгорался, но Семен Иванович терпеливо чиркал спичку за спичкой.

Он сушил одежду, испытывая к ней забавную нежность. Несколько раз ему казалось, что в палатке спит его

собственная дочь, которой у него никогда не было, и он любит ее больше всех на свете.

Ему захотелось есть, но рюкзак был в палатке. Кеды просохли быстро, от них уже почти не шел пар, подошва была горячая и гладкая.

И все же он не выдержал и осторожно подошел к теремку. Нахалка лежала в мешке, высвободив из него оголенные руки. Он помедлил немного и осторожно прополз через всю палатку. Он вытаскивал рюкзак так, будто обкрадывал человека. Раза два взглянул на Нахалку, усилием воли заставляя себя не задерживать взгляда. Он выпятился из палатки и облегченно вздохнул. Потом поднял рюкзак, повернулся и наткнулся на леденисто-ненавистнические глаза Чирикова.

— Здравствуйте, Иван Алексеевич… — растерянно, почти шепотом поздоровался он. Чириков не шелохнулся. Возле его ног в напряженной позе застыл Макс.

Жуткая догадка пронизала Семена Ивановича. Он почувствовал, что неудержимо краснеет.

Чириков не шевелясь, душно сглотнул. Семен Иванович заставил себя посмотреть в его застывшие от горя и бешенства глаза и пошел к костру. Он знал, что Чириков еще стоит у него за спиной, но не оборачивался. Пока не услышал затихающие шаги.

Семен Иванович вскипятил и очень крепко заварил чай. Он долго пил эту обжигающую жидкость, словно пытался что-то залить в себе. И еще полдня он провел как во сне. А когда выспалась и ушла домой Нахалка, стал не спеша собирать свои вещи.

Он благополучно и как-то незаметно добрался до дома. Не стал ничего объяснять жене, подумавшей, наверное, что ему там просто не понравилось. Не звонил Самойлову, не было на это сил. Сидел дома. А погода стояла отменная. Такая же погода, как там:..

Через неделю прибежал удивленный Самойлов.

— А я и не знал, что ты дома! — негодовал он, потрясая письмом. — На! Я вечером забегу.

Семен Иванович не решался вскрыть конверт, на котором неровным, грубым почерком было выведено: «Передать Семену Ивановичу». Потом вскрыл, прочитал и опустился в кресло. За окном проносились такси, тянула пронзительный гудок электричка. Он ничего не слышал.

«Прости дурака старого. Места себе не нахожу. Жизнь не в радость, Семен Иванович. Приезжай немедля. Деньги я тебе выслал. На Самойлова. А то брошу все, приеду сам. Все тебя ждем…»

Потом он долго разбирал то, — что было тщательно замазано автором письма, лесником Чириковым. Кое-как понял. «А релка наша опять сгорела. От твоего костра, видать, пошла».

Дети галактики

Демкин шел в кирзовых сапогах: берег ноги от ревматизма. Болотники, без которых не обойтись на озере, пристроил под клапаном рюкзака. Перед речушкой переобулся, перебрел по мелководью.

Он уже

видел зеленую осоковую окоемку и солнечную, блескучую рябь внутри ее. Ноги сами по себе заработали слаженней, напористей.

— Мы — дети галактики! — дурашливо раскачиваясь в стороны, заорал возбужденный Демкин так не подходящую для его работы и жизни высокую песню. — Но! — Самое глав… ное… — чуть не споткнувшись, растерянно договорил он глухим голосом. На его любимом месте, на лысом бугорочке, закрытом с трех сторон густым лозняком, дымновато горел костер.

— Дачники чертовы! — с натуральной болью в голосе прошипел Демкин. — Добрались, паскуды…

Всех горожан Демкин называл дачниками, ненавидя в этих людях их стремление «ухватиться одной рукой за два места» — иметь благоустроенную квартирку да еще кусочек земельки захватить. Сам Демкин родился и вырос в селе, работал скотником и имел в жизни, как он сам считал, одну только светлую отдушину — рыбалку. Книг и газет не, читал — «сонливые!» Телевизор включал, когда ожидалось кино про войну или шпионов. И скрипел зубами, если начинали «крутить» футбол.

В футбол Демкин играл один раз — еще пацаном, защищал честь родного совхоза. Загнали его, необученного, в ворота: стой и мяч лови! А его смотря еще как пустят, мяч этот. Раза два отшиб животом, а потом очнулся на травке — в лобяшник угодили. Слава богу — мозги не отшибли, но слабенькую тягу к этой игре — враз.

На озере, куда пришел Демкин, хороших мест полно. Но ему не хотелось в другие места, настроился на свое. До того распсиховался — хоть домой поворачивай! Может быть, и повернул бы. Но в это время из-за дымка и лозняка появился высокий человек и заспешил к Демкину.

— Здорово, мужик! — прокричал дачник еще издалека и заулыбался, будто красную девицу обнаружил.

— Здорово, барин, — подождав весельчака, ответил Демкин. И еще сильнее насупился. В городе небось все друг другу — «здрасьте», а здесь можно и «здорово»! Да еще — «мужик».

— Чего — сердитый такой?! — не унимался улыбчивый незнакомец, настораживая Демкина ехидным прищуром поблескивающих голубых глаз.

— А что мне перед тобой, скакать! — полуотвернулся Демкин. Он не хотел грубить, но уже малость завелся. — Ищи себе другое место, нечего на готовое…

— …Так ты из-за этого? Сразу бы и сказал. Передвинусь… Закурить не дашь? А то свои в воду уронил…

Демкин несколько смущенно полез в наружный карман куртки, протянул пачку. Занесло меня, огорченно думал он, облаял человека. Другой бы на месте этого дачника отшил, и все, а он и артачиться не стал. Воспитанный…

— Поймал чо? — с запоздалым миролюбием поинтересовался Демкин, пряча свой «Север».

— Ага! — закивал тот головой, прикуривая. — Трех бычков.

— Каких это бычков?! Ратанов, что ль?

— Да шут его знает! Бычки вроде… Больше сюда никто не придет?

— В смысле?.. — малость затревожился Демкин: вежливый-то вежливый, а двинет в лоб!

— В смысле — начнут гонять с места на место. Я ваших законов не знаю.

— Приезжий, что ль? — успокоился Демкин и пошел рядышком с ним к костру.