Чистый грех
Шрифт:
Весь сыр-бор разгорелся из-за политических амбиций Мигера, которые подогревались алчностью волонтеров, увидевших случай пограбить индейцев. Маленькая успешная война с краснокожими подняла бы авторитет Мигера как храброго руководителя, способного на решительные действия, в том числе и с оружием в руках. Газеты на Восточном побережье восхваляли бы новоявленного героя, готовя почву для его перемещения в Вашингтон. Любая война — раздолье для мародеров, а поскольку в Монтане хватало темных личностей, разного сброда и неудачливых золотоискателей, то кандидатов пощипать чужую собственность долго искать не пришлось.
Однако все кончилось для Мигера печально. Он имел неосторожность нажить могущественных врагов среди влиятельных лиц штата, которые самым радикальным способом
Губернатор Клей Смит благоразумно не стал докапываться до истины, дабы не дразнить гусей. Во-первых, он и сам не слишком-то любил покойного вице-губернатора… ну а во-вторых… во-вторых, он плавал еще хуже Мигера.
К концу июля Адам понял, что беды позади и его племени в ближайшее время ничего не угрожает — никаких внезапных налетов, никаких пьяных волонтеров. С возвращением Клея Смита и падением партии Мигера начался новый круг финансовых и политических махинаций, но пока что все ограничивалось возней в столице штата. Что до Адама, то он со спокойным сердцем оставил свое племя и направился на бега в Саратогу.
Путь был неближним — через полстраны до штата Нью-Йорк. Сперва добирались на повозках до Шейенна, последней станции на железнодорожной линии с Восточного побережья. Двигались кружным путем, дабы не проезжать через территорию враждебных лакотов. В связи с тем, что Адам взял с собой маленькую дочь, были приняты особые меры безопасности: его караван сопровождали две дюжины вооруженных индейских воинов из племени горных Воронов.
В Шейенне пересели на поезд. С обычным для тех времен размахом закупили два вагона: один для лошадей, другой для Адама с дочерью и их немалой свиты: конюхи, повара, няньки для Люси и прочая обслуга, без которой столь дальний путь был бы весьма тягостным.
В Саратогу добрались к исходу первой недели августа. Как всегда бывало в разгар летнего сезона, на этот известный на всю страну бальнеологический курорт съехалось по меньшей мере тысяч двадцать отдыхающих. Гостиницы были переполнены: от самых роскошных вроде «Юниона», «Конгресс-Холла» и «Кларендона», где поселился Адам со всем своим штатом, до скромных небольших пансионов для людей неприхотливых.
Фешенебельная публика жила на водах размеренной жизнью. Вставали рано, завтракали между семью и девятью часами, затем направлялись к одному из многочисленных источников минеральной воды, выпивали положенное количество стаканов, после чего гуляли или посещали концерты на открытых летних площадках. Второй завтрак происходил по преимуществу в гигантских залах больших гостиниц, где разом садилось за столы до тысячи гостей, которых обслуживали две с половиной сотни официантов. Потом снова прогулка по главному променаду или ленивое блуждание по бессчетным лавкам и магазинчикам, а не то посещение еще одного концерта, уже дневного — на лето в Саратогу слеталось видимо-невидимо артистов всех жанров, да к тому же и каждый солидный отель набирал на летний сезон свой полный симфонический оркестр. В четыре часа дня совершалась непременная поездка в коляске к ближайшим озерам. Ну а вечером балы, балы, балы — обыкновенные и костюмированные. Любители игры могли коротать время в закрытых игорных клубах, куда доступ женщинам был строго-настрого запрещен. Таким образом, жизнь шла неспешная, по раз и навсегда заведенному курортному распорядку: еда, питье сон, разговоры, прогулки, чтение, прогулки верхом или в коляске, танцы или карты. Все это на самом деле было хлопотным делом и требовало по меньшей мере пяти смен костюма в день. Однако женщины упивались возможностью показать роскошные туалеты и бриллианты.
Адам и Люси проводили большую часть дня вдали от курортной суеты — на ипподроме «Хорс-Хейвен». Там они наблюдали за тренировками своих коней. В Саратоге были лучшие беговые дорожки в стране и лучшие условия содержания лошадей, поэтому сюда стекались лошадники со всей страны, даже с Западного побережья. Престиж августовских
Первый ипподром, возведенный в 1863 году, не мог вместить растущее количество публики, и его пришлось снести уже через пару лет, дабы построить на том же месте новый, огромный. Сейчас ипподром во время бегов ежедневно посещало около десяти тысяч человек: ставки принимали уже с девяти утра, а забеги начинались в одиннадцать. Миллионеры просаживали и выигрывали на лошадях целые состояния. На трибунах блистали многочисленные дамы полусвета в вызывающе роскошных нарядах, но держались они достаточно скромно: Саратога была по традиции городом для семейного посещения, открытый грех решительно преследовали. Ну а что творилось втайне — это другое дело. По крайней мере, ипподром был тем местом, где дамы полусвета могли благопристойно и без особого труда познакомиться с владельцами шальных миллионов.
В отличие от Ньюпорта, другой летней Мекки богатой публики, где миллионеры замыкались на своих роскошных виллах и сами цены на жилье исключали появление «шушеры», Саратога была куда демократичней. Сюда мог приехать каждый, у кого было за душой несколько долларов, чтобы оплатить дешевый пансион. И на променадах бок о бок прогуливались люди из разных слоев общества: мелкие чиновники, финансовые воротилы с Восточного побережья, нувориши с Запада, железнодорожные магнаты, солидные вашингтонские политики, аристократы всех мастей, а также богатейшие владельцы конных заводов. Вся эта публика оказывалась рядом также и за обеденными столами, в курзалах, на балах, в игорных клубах. Словом, не Ньюпорт, а именно Саратогу можно было назвать по-настоящему американским курортом, ибо именно здесь был «плавильный котел», где каждый энергичный человек с железной волей мог поглядеть на тех, кто уже добился успеха, попробовать себя и сорвать изрядный куш на бегах или за карточным столом, завязать полезные знакомства и просто насладиться зрелищем элегантной публики.
Но были, разумеется, и «истинные» аристократы, которые не желали встречаться со всякой «швалью». Для таких понастроили множество вилл и особняков, сдававшихся на лето. Архитекторы особенно не старались, а возводили копии французских шато, швейцарских шале, итальянских вилл, голландских особняков времен Возрождения и так далее, и так далее. Особенно ценился нарождавшийся викторианский стиль — отчаянная эклектика из башен и башенок, всевозможных украшений и радующих глаз излишеств. Все это выглядело космополитично и отчасти безвкусно — и вместе с тем знакомило с европейской культурой тех американцев, которые так никогда и не собрались пересечь океан и поглядеть на Старый Свет.
Однако все эти шокирующие своей роскошью «коттеджи» строились нуворишами, большинство из которых сколотили свой капитал в «добрые времена», то есть во время лишений и нужд Гражданской войны. Виллы «старых богачей» были поскромнее. Их строили преимущественно в стиле Федерации — так стали называть тот стиль, что царил на протяжении нескольких десятилетий до Гражданской войны. Это были спокойные непритязательные белые усадьбы с коваными оградами и обширными цветочными клумбами. Именно в таком аккуратном и уютном домике жила в Саратоге Флорина тетя Сара — еще с тех пор, когда город был сонной деревушкой, выделявшейся лишь минеральными источниками. Тетя Сара, завзятая лошадница и вообще энергичная особа, уже десять годков как овдовела, хотя выглядела удивительно молодо для своих пятидесяти лет.
Сара Гиббон познакомилась с Адамом Серром в 1863 году, на самых первых бегах в Саратоге. Они не стали близкими друзьями, но как страстные любители лошадей постоянно сталкивались на ипподроме и много общались друг с другом, подобно большинству владельцев собственных конюшен.
Этим августом миссис Гиббон видела Адама лишь издалека. С ним была девочка — по чертам личика и по глазам миссис Гиббон признала в крошке его дочь. Стало быть, граф де Шастеллюкс привез с собой свою прелестную малышку. А вот супруги при нем нет. Это подтверждало слухи о том, что его и без того неудачный брак вступил в еще более мрачную фазу.