Чисвикские ведьмы
Шрифт:
– Вы кто? – орал Уилл, чувствуя, что невидимая сила тащит его через всю комнату. – Ой! Эй! Вы что?
И вылетел в открытую дверь, прямо в коридор. Надо сказать, это был совершенно прелестный коридор: на стенах – обои с рисунком от Уильяма Морриса, многочисленные семейные фотографии, а в латунных стенных канделябрах – ароматические свечи, наполняющие воздух нежным запахом ванили, мускуса и белой каирской розы.
Впрочем, Уиллу было не до того, чтобы наслаждаться очарованием обстановки. Он врезался в стену (оклеенную обоями с рисунком от Уильяма Морриса) и
– Пожалуйста, хватит, – Уилл замахал руками, пытаясь отбиться от невидимого противника.
И тут прямо над его головой раздался голос.
– Воришка. Ты посмел сюда влезть. Как тебя зовут, мальчик?
– Уилл, – ответил Уилл. – Уилл Старлинг.
– Я хранитель этих владений, Уилл Старлинг. Ты неудачно выбрал место для грабежа.
– Я не грабитель, – возмутился Уилл. – Я пришел поговорить с мистером…
Но тут его снова подняли в воздух и на этот раз спустили с лестницы. Это была весьма болезненная процедура, особенно в состоянии похмелья.
Уилл растянулся у нижней ступеньки, тяжело дыша и постанывая. Ничего хорошего. Вернее, действительно все очень скверно. Уилл попытался подняться, но тут что-то тяжелое навалилось ему на грудь.
– Я должен тебя наказать, – провозгласил невидимка. – Чтобы ты оставил свое дурное занятие и никогда больше не крал у честных людей.
– Я не вор…
Уилл поднял руки, пытаясь оттолкнуть невидимого противника… и тут его простертая длань на что-то наткнулась. И это что-то можно было сгрести в охапку.
Тут ему очень кстати вспомнился один из приемов смертоносного боевого искусства Димак, известный как «бросок бесстрашного бурундука», которому некогда обучил его Хьюго Рюн. И через миг невидимый противник был скручен, сброшен и повержен.
– О-о-о! – раздалось откуда-то из воздуха. – Моя лодыжка! Ты сломал мне лодыжку! Черт!
Что-то с грохотом рухнуло рядом с Уиллом. Что именно, Уилл не видел. Но он навалился на это невидимое и тузил его, тузил – пока оно не прекратило сопротивление.
Лучи солнца хлынули сквозь высокие окна в толстой стене и осветили уютную парадную гостиную и все, что в ней находилось. Изысканный камин в стиле короля Георга, часы золоченой бронзы во французском духе, которые тикали на каминной полке. Бесчисленные кресла, на вид очень уютные и расставленные как попало. Конторку, подставку для томов фолио и непонятно что, заваленное непонятно чем.
А также нечто странное, привязанное к креслу, стоящему точно посреди комнаты. Верхняя часть этого «нечто» напоминало гипсовую статую. Нижняя оставалась невидимой. Время от времени нечто совершало резкие движения, пытаясь освободиться. Из гипсового рта торчал импровизированный кляп, сделанный из носового платка.
Напротив, в другом кресле, сидел Уилл Старлинг.
– Простите, что все так получилось, сэр, – проговорил Уилл Старлинг. – И особенно за то, что я сломал вам лодыжку.
– М-м-ф, – раздалось из гипсового рта.
– Сейчас я выну кляп, – сказал Уилл, – если вы обещаете не кричать. Вы ведь пообещаете, мистер Уэллс? Ведь вы мистер Герберт
Видимая часть мистера Герберта Джорджа Уэллса кивнула. Уилл вытащил кляп.
– Мне пришлось осыпать вас тальком, – сказал он. – Я взял его у вас в ванной. Тальк Флориса с Джермин-стрит. Ни у кого больше такого нет. У вас прекрасный вкус. Мистер Рюн предпочитал одеколон и лавандовую воду именно этой марки.
– Доставьте меня в больницу, – простонал мистер Уэллс. – Я тяжело ранен.
– Непохоже. Впрочем, я не вижу. Вы же невидимы.
– Вы маньяк-садист.
– Вы первым начали, – напомнил Уилл. – Я только защищался. Вы спустили меня с лестницы. Я весь в синяках. Вы вообще могли меня убить.
Стоило, – прошипел мистер Уэллс.
– Вы не очень дружелюбно настроены, – заметил Уилл. – А я так хотел с вами познакомиться.
– Развяжите меня, – простонал Уэллс. – Я умираю от боли.
– Неправда. Я сделал вам укол морфина – ампулы были там же, в шкафу в ванной. Уверен, у вас вообще ничего не болит. Я позабочусь о том, чтобы вы получили медицинскую помощь. Но сомневаюсь, что вы действительно хотите отправиться в больницу в вашем нынешнем физическом состоянии. Я имею в виду – в невидимом.
– Я сам окажу себе медицинскую помощь. Только отпустите меня.
– Не думаю, что это стоит делать. Чего доброго, вы стряхнете тальк и опять на меня наброситесь.
– Слово джентльмена, я вас не трону.
– Я ценю ваше слово, – ответил Уилл. – Но вам придется оставаться связанным, пока я не уйду. Ничего личного. Вернее, как раз наоборот…
Уэллс еще раз дернулся, но Уилл связал его весьма крепко.
– Простите, – продолжал Уилл, – я надеялся, что мы встретимся как цивилизованные люди. Я постучал в дверь…
– Я не подхожу к двери. Думаю, причина очевидна.
– Это поразительно, – признался Уилл. – Я не представлял, что… То есть я читал все ваши книги, включая «Человека-невидимку», но не думал, что это правда. Я считал это вымыслом.
– Вымысел? – спросил Уэллс. – О чем вы говорите?
– Вы один из моих любимых писателей.
– Что вы несете? Я не писатель. Я ученый.
– Да. Рюн рассказал мне о вашей машине времени…
– Так вы знакомы с Рюном?
– Я наследник его магического искусства. Весь последний год мы провели вместе, путешествуя по миру. Он многому меня научил – в том числе и приемам смертоносного…
– Освободите меня, – попросил Уэллс.
– Всему свое время, – ответил Уилл.
– Что вы пьете?
– Полагаю, вы бы назвали это «собачья шерсть». У меня жуткое похмелье, и полет вниз по лестнице меня от него не вылечил. Поэтому я плеснул себе портвейна из бутылки, которая стоит на вашей конторке.
– Мой любимый старый портвейн. «Корни и Бэрроу» одна тысяча восемьсот седьмого года. Он обошелся мне в тридцать гиней.
– Ох, надо же, – Уилл вздохнул. – Я не смотрел на этикетку. Но мне следовало его узнать. Мы с Рюном как-то распили бутылочку такого же у Клариджа. И, если честно, не заплатили за нее ни полпенни.