Читтавивека: Учения безмолвного ума
Шрифт:
В Таиланде есть один блестящий буддийский философ — сейчас он уже глубокий старик, но несколько лет назад я гостил в его монастыре. Я приехал из монастыря Аджана Ча, так что спросил о Винае — монашеских правилах — и о том, насколько они важны для практики медитации и для пробуждения.
«Что ж», — сказал он — «только осознанность — вот все, что тебе нужно. Просто пребывай в осознанности, и все в порядке, вот как. Не беспокойся обо всем прочем».
А я подумал: «звучит превосходно, но почему же Аджан Ча так подчеркивает значение всех этих правил?»
Я испытывал великое почтение к Аджану Ча, поэтому по возвращении рассказал ему о словах бхиккху-философа. Аджан Ча ответил: «Это верно. Но это неправильно».1
Сейчас
Так что когда в следующий раз Будда придет и скажет: «Вот тебе ключ», вы, быть может, будете разочарованы и скажете: «Я ничему этому не верю. Я годами молюсь этому ключу — и хоть бы что произошло! Этот Будда — лжец!» И вы хватаете ключ и выкидываете его в окно. Это другая крайность, не так ли? Но вы по-прежнему заперты в тюремной камере — так что это тоже не решило проблему.
Но через несколько лет Будда все же приходит снова и говорит: «Вот тебе ключ»; на этот раз вы стали немножко мудрее и способны распознать возможность эффективного использования ключа, так что вы слушаете чуть повнимательнее, делаете все как надо и выбираетесь на свободу.
Ключ — это религиозные правила и установления, как, например, буддизм Тхеравады: это всего лишь ключ, всего лишь форма — это не самоцель. Мы должны обдумать, поразмыслить над тем, как его использовать. Зачем он нужен? Нам также нужно приложить силы для того, чтобы встать, подойти к двери, вставить ключ в скважину, повернуть его в правильном направлении, повернуть ручку двери, открыть дверь и выйти. Ключ не станет этого делать за нас; мы должны сами это понять. Правила сами по себе ничего не станут делать, потому что они не способны приложить усилие; в них нет ни решимости, ни чего бы то ни было еще — лишь то, что вы сами в них вкладываете — так же, как ключ ничего не может сделать сам по себе. Польза, которую можно получить от него, зависит от ваших усилий и мудрости.
Некоторые «современные» религиозные лидеры говорят: «Не имейте ничего общего ни с какими религиозными правилами. Все они подобны стенам тюрьмы» — и похоже, они думают, что путь в том, чтобы избавиться от ключа. Что ж, если вы уже выбрались из камеры, то, конечно, ключ вам уже ни к чему. Но если вы все еще внутри, то от него все же есть кое-какая польза!
Так что, мне думается, вам надо узнать, где вы — внутри или снаружи — а тогда вы будете знать, что делать. Если вы по прежнему находите, что вы полны сомнений, неуверенности, страха, смущения — в особенности сомнения, это главный знак — если вы не уверены в том, где вы находитесь, что вам делать или как это делать; если вы не уверены в том, как выбраться из тюремной камеры... тогда наиболее мудрым решением будет не выкидывать ключи, не коллекционировать их, а взять один ключ и выяснить, как им пользоваться. Вот что мы имеем в виду под практикой медитации. Практика Дхаммы заключается в том, чтобы научиться, как взять тот или иной ключ, использовать его, чтобы открыть дверь и выйти наружу. Когда вы вышли из камеры, вы уже все знаете. Больше
Что ж, мы можем начать с высокого воззрения, заключающегося в том, что довольно одной осознанности — но что же мы имеем в виду? Что такое эта «осознанность»? Это действительно то, что мы подразумеваем? Мы видим, как люди говорят: «Я очень внимателен» и делают что-то очень методично и педантично. они концентрируют внимание на каждом глотке пищи и кладут, кладут, кладут его в рот; жуют, жуют, жуют; глотают, глотают, глотают.
И вот вы думаете: «Он очень осознанно ест, не так ли?», но на самом деле он может полностью пребывать вне осознанности. Он просто очень сосредоточенно это делает: он сосредоточен на том, как берет кусок, как он касается его, жует и глотает. Мы путаем осознанность и сосредоточение.
Или, например, ограбление банка: мы думаем: «Ну, если вы грабите банк в состоянии осознанности, то все в порядке. Я очень осознан, когда граблю банки, так что не создаю никакой каммы».2 Чтобы быть хорошим грабителем, вам нужно обладать способностями к сосредоточению. Вам нужно поддерживать осознанность в том смысле, что вы должны преодолевать страх, сознавать возможные опасности — ваш ум должен стоять на страже, чтобы вовремя заметить какое-либо движение, или знак опасности или угрозы. а потом сосредоточиться на том, как взломать сейф и так далее.
Но в буддийском понимании осознанность — сати — всегда объединена с мудростью — пання. Сати-сампаджання и сати-пання: в Таиланде используют эти два термина вместе. они значат «осознанность-ясное понимание» и «осознанность-мудрость». Так что у меня может появиться помысел о том, чтобы ограбить банк — «Мне нужно немного денег, так что пойду-ка я грабить Вестминстерский Государственный банк» — но сати-пання говорит: «Нет, не поступай согласно этому помыслу!» Пання распознает плохой результат, который я создам, послушавшись помысла, каммический результат; она дает понимание, что такая вещь неправильна, что ее не стоит делать.
Таким образом, присутствует полное понимание этого импульса, знание, что это всего лишь импульс, не имеющий собственной сущности; так что даже если во мне может быть желание ограбить банк, я не стану создавать себе невротические проблемы и беспокоиться о таких преступных наклонностях. Человек распознает, что это просто возникший в уме импульс и что он воздерживается от действия в согласии с ним. И тогда у него появляется критерий добродетели — сила — представляющий собой условное установление для того, чтобы жить в человеческом теле, в этом обществе, вместе с другими существами, в этом материальном мире — определенный стандарт, или направляющая как для деяния, так и для недеяния.
Пять обетов заключаются в том, чтобы не убивать; не воровать; воздерживаться от неправильного сексуального поведения; не лгать и не увлекаться лживыми речами; и не принимать напитков или наркотиков, изменяющих сознание. Вот направлящие для практики силы.
В буддийском понимании сила — это не какой-то застывший, несгибаемый стандарт, в соответствии с которым вы осуждаетесь на адские мучения, если как бы то ни было что бы то ни было измените — так обстоит дело в рамках той застывшей, жесткой нравственности, которая ассоциируется у нас с викторианской эпохой. Все мы боимся запуганного пуританского морализаторства, бытовавшего тогда, так что когда вы сейчас употребляете слово «нравственность», люди порой вздрагивают и думают: «Уфф, эта викторианская зажатость! он, наверное, один из тех ужасных морализаторов, что боятся жизни. Нам нужно вырваться на свободу и испытать жизнь. Мы не хотим нравственности — мы хотим опыта!»