Чм66 или миллион лет после затмения солнца
Шрифт:
Возвращался не стриженный, но Ефим так и не решился взять взять в руки ножницы.
Ирк Молдабеков в битлы не рядился и обрастал до первобытной волосатости по иным причинам. С ним завуч тоже намучился.
Мартемьянов, как и Ефим, педагог речистый, великолепно объяснял свой предмет. Но против Землянского выглядел немного скучноватым.
…Ложный донос на Ш. удовлетворил директора с завучем.
– Как брат?- спросил директор.
– Так же. Болеет.
– Э-эх… Какой парень…
– Чем болеет его брат? – заинтересовался Ефим.
– У него внутреннее…-
– Внутреннее…?
– Ну… Он душевнобольной.
Девятый "Е" класс особый. Другие классы имели более-менее пристойную профессиональную ориентацию: химики, телеграфисты. Мы
"ешники" слесари-сборщики низковольтной аппаратуры. Класс на 80 процентов из пацанов. Девчонкам с нами было не легко. Пацаны у нас подобрались гайдаровского типа: огонь-ребята.
Первый из них – Бика Халелов.
Пришел к нам Бика из 56-й школы и жил рядом с оперным театром.
Халелов крепкий биточек, два года занимался у Кадетова. Запугать его не просто и мне в дальнейшем пришлось бы ему много доказывать, если бы он сам, повернувшись с сигаретой в школьном туалете удивленно не спросил: "Так ты Нуртаса брат?".
Мы подружились.
А как же Вася Абрамович? Никак. Я отошел от него на какое-то время, а позже он куда-то пропал и я его уже не искал.
С Омиром я учился с 8-го класса, где он застрял на второй год из-за математики и физики. Отношения с Омиром дружбой назвать язык не повернется. Обращался с ним я небрежно и он все время напоминал:
"Я тебе столько добра сделал…А ты…".
Парень он неплохой, но видимо было в нем что-то такое, если я мог не придавать никакого значения сотворенному им для меня добру. Омир пропадал у нас дома допоздна и на вопрос " не пора ли тебе дружочек домой?" неизменно отвечал: "А меня дома не ищут". Ну это он загибал.
Дома его всегда ждали, и если Омир надолго пропадал, то родители активно звонили по друзьям-приятелям, искали, где мог задержаться мой одноклассник.
Против дружбы с ним выступали папа и матушка. Почему Омир не нравился им, тоже не могу понять. Отец одноклассника поэт, знаком с нашим Валерой давно и по идее нам с Омиром бы дружить и дружить на паритетной основе. Но равноправия не получалось.
Кенжик после восьмого учился в "А" классе и мы охладели друг к другу. Ничего особенного. Он по прежнему все так же, как и в третьем классе, бурчит, критикует и время от времени обращается за защитой.
Кенжик пришел к нам двор жаловаться на Таракана. Моему соседу мало сторонних девок, усатый взял в оборот Батимку. Про тараканьи проделки Кенжик наслышан и ему обидно за сестру.
– Я предупредил Батимку и… хмыря этого, что скажу тебе.
Кенжик переоценивал мои возможности. Таракан хоть и трухалей, но он ровесник Шефа и я при всем желании никак не мог запретить усатому ходить с сестрой друга детства. Хотя Батимку жалко. Задорная, прозрачная девчонка. Учится на химфаке в КазГУ, с ее данными республиканским комсомолом бы руководить, а вышло так, что хуже не придумаешь. Все-таки девки дуры, почему и любят отпетых дураков. На первый взгляд, Таракан не дурак. Говорит дельные вещи, что-нибудь
Шариф напыщен до индюшачьей важности. Батимка же девчонка умная, но и она не устояла перед соблазном правильных черт физиономии Таракана.
Через день Таракан с Батимкой вызвали меня во двор. Глупо было бы думать, что Таракан испугался меня. Сосед чувствовал, предвидел, чем обернется для Батимки связь между ними и в дальнейшем не собирался отвечать за нее. Побалуется и бросит. Вот это то и ощущение неправоты и довело его до разговора со мной. Он и Батимка наперебой ругали Кенжика и я понял, что Батимка любит Таракана и ничего тут не сделаешь.
Познакомил их Галимжан, старший брат Пельменя. Галимжан с
Пельменем дальние родственники Кенжику с Батимкой. На родственных началах Галимжан и создал у себя в квартире условия Батимке с
Тараканом.
Пельмень рассказывал:
– Целку Батимке Таракан взорвал у нас дома.
Потеря невинности когда-то должна произойти и дело не только в ней. Серьезно пить Батимка начала как раз с тех пор, как стала женщиной. Разумеется, Таракан насильно не вливал ей в рот алкоголь, но все равно было б лучше держаться ему подальше от Батимки.
Следующий раз я встретил ее в 96-м году и, увидев своими глазами, что с ней стало, вспомнил сентябрь 66-го.
В первое воскресенье октября Бика позвонил с утра. Он звал к кентам в парк.
– Не могу. На базар с матушкой иду. Сам приходи ко мне после обеда.
– Добро.
По дороге на Зеленый базар мама обещала зайти к Шарбану. Клара вернулась домой после одиннадцати. Шарбанка донесла, что племянница побывала в ресторане, а на ее замечания чихать хотела.
Первенец дяди Бори Клара училась на первом курсе и после Москвы
Шарбанка для нее была пустым местом.
Клара занимала двуспальную кровать Шарбанки и ее мужа Казая.
Сейчас отсыпалась после вчерашнего. Матушка подняла племянницу тумаками и криком: "Акесын тантайым!".
Шарбану бегала вокруг кровати, мама кричала, Клара плакала.
Отведя душу, мама зашла в шарбанкину столовую. В комнате на полу, привалившись спиной к дивану смотрел телевизор старший сын Шарбанки одиннадцатилетний Талап.
Мама спросила о чем-то, Талап безотрывно от телевизора ответил. В ответе племянника матушке померещилась непочтительность. Она подошла к Талапу, свалила оплеухой его на пол и принялась методично утрамбовывать моего двоюродного брата ногами.
В спальне ревела Клара, в столовой – Талап. Получался дуэт.
На столе в табаке недоеденный с вечера бешбармак. Тесто по краям ссохлось, свернулось в трубочки. Продолжая утаптывать визжащего
Талапа, мама не спеша перебирала левой рукой мясо. Отобранные куски она неторопливо и тщательно пережевывала.
Забрасывая в себя мясо, мама о чем-то задумалась, нахмурилась. И долбанув под финиш ногой по спине Талапа, скомандовала: "Жилдам орамал акель!". Талап быстрее собственного визга помчался за полотенцем в ванную.