Чм66 или миллион лет после затмения солнца
Шрифт:
Лилия Петровна девушка лет двадцати трех-двадцати четырех.
Осанка, поступь выдавали в ней разрядницу по гимнастике. Ее строгая привлекательность мало когда озарялась улыбкой. Между тем улыбка преображала литераторшу в пятнадцатилетнюю девчонку. Может потому, чтобы огонь-ребята не шибко раскатывали губу, держала она с нашими ухо востро.
Пятерки по литературе наравне со мной получали несколько человек.
Среди них Кеша Шамгунов, Сережка Сидоров, он же Сипр, и Ирк Молдабеков.
Кеша
Что до Ирка Молдабекова, то необычность его состояла в том, что он сторонился одноклассников. Ходил заросшим, вдобавок ко всему отпустил бороду. Оля Кучеренко говорила мне: "Мы зовем его Пушкиным".
Сидел Молдабеков на первой парте в третьем ряду и никогда не поднимал голову. Не поднимал глаз он и тогда, когда выходил отвечать к доске.
Когда кто-нибудь к нему приставал, Ирк нервно дергался и еще ниже опускал глаза.
Учился он средне. Хотя, что такое средне для класса слесарей-сборщиков? Это когда человек перебивается с твердой тройки на хлипкую четверочку. Еще бирюковатый Молдабеков хорошо чертил. Но это результат скорее старательности и терпения, нежели признак предрасположенности к серьезным предметам.
В классе так или иначе я задевал всех. Но к Ирку не подходил, не совался. Пробовал вовлечь в общий балдеж Молдабекова Бика.
Посмеявшись и он отстал от Ирка.
Все больше и больше озадачивал Омир. Прежде безропотно подчинявшийся любым моим капризам, он на глазах становился на самостоятельный путь. Дело дошло до вопроса в лоб:
– Смелым стал?
Омир и глазом не моргнул.
– А я и тусованным не был.
Я догадывался, в чем причина перемен в Омире. На фоне Бики я, как духарик, растворялся. Зачем, для чего оглядываться на меня, если есть Бика?
Нетрудно представить, как складывалось восприятие меня классом вообще, и отдельными пацанами, в частности.
Пацаны видели, что сам по себе я мало что значу. Бика это да, он и за себя постоит и своих защитит. Девятый класс, не третий, и даже не пятый. Мне бы понять, что люди не стоят на месте, растут, меняются и кому угодно надоест, когда ими продолжают помыкать разного рода чморики или духарики. Легко вообразить, как бы со мной они обошлись, не будь рядом Бики. К Шефу с жалобами не очень то и побегаешь. Он не раз строго-настрого предупреждал: "Не выступай, а то…".
Радовало одно. Бика признал во мне человека нужного ему уже не столько как брат Шефа, а как кровного кента.
Многие учителя меня давно раскусили и открывали глаза Андрюше на фаворита. Мол, хваленный ваш политинформатор истинно
Джон бродил по вокзалу и высматривал у кого, что плохо лежит. У автоматической камеры хранения ему повезло. Аульный парень на его глазах пересчитал деньги и уложил в чемодан. Задвинул багаж в ячейку и попросил у Джона карандаш записать код. Джон дал ему карандаш и, глядя через плечо, сфотографировал номер.
Через десять минут в туалете Джон выпотрошил чемодан. Денег было около 80 рублей. С деньгами Джон поехал к Сашке Остряку. Набрали анаши, вина, позвали кентов и за два дня прогудели все деньги.
Через три дня Джон вновь нарисовался на вокзале, где его и застукал обворованный колхозник. Джигит побежал за милиционером, а
Джон, ни о чем не подозревая, высматривал новую жертву.
Далее все как полагается – КПЗ, тюрьма, суд.
В последний перерыв перед зачтением приговора конвоиры разрешили покормить Джона. Доктор и я слушали конвоиров.
– Прокурор просил дать тебе год условно. – говорил Джону пожилой старшина. – На свободу выйдешь из зала суда.
– Вашими бы устами…- отозвался Доктор.
Джон, а это было заметно по глазам, не рвался на свободу.
Конвоира слушал он с растерянной улыбкой. Непонятно, какой блажи ради, хотел он уйти на зону.
Прокурор Айткалиева, подготовленная матушкой по всей форме, попросила для Джона год условно. Судья Толоконникова не смутилась.
Виновато улыбаясь, Джон слушал приговор. Я смотрел то на него, то на судью. Когда Толоконникова сказала про два года общего режима, его глаза загорелись.
Джона увез автозак, а я шел домой и думал: "Он обрадовался приговору. Почему? Что с ним?".
Через три недели Джона выпустили из тюрьмы. Приехал домой он растерянный. Освобождение озадачило Джона настолько, что могло показаться, будто матушкины хлопоты сорвали давно вынощенные им планы.
С каждым новым разом уроки литературы становились все интереснее и интереснее.
– …Шамгунов, прочтите вслух абзац.
Кеша взял учебник и стал читать без выражения. Литераторша остановила его и протянула руку к книге.
– Позвольте мне.
"Вы уже знаете, что 80-е годы – это не только эпоха "малых дел" и