Чмоки
Шрифт:
— Что один раз видела вас с Аланом, больше ничего. Просто они хотят меня опять допросить, и мне нужно знать, шантажировали вы его или нет. Он был уверен, что да, но сегодня утром сказал, что, может, это и правда не вы…
Ее лоб прорезала глубокая морщинка — единственная морщинка у нее на лице.
— То есть ты хочешь спросить, я это или не я его шантажирую?! Ну уж наверно не я! Я даже не знаю, почему его шантажируют. Ты-то знаешь, кстати?
— Какие-то налоги не заплатил или что-то такое. Он вроде свою компанию продал дорого, а деньги так
Она уперлась в меня обвиняющим взглядом.
Я был просто потрясен абсурдностью ситуации.
— Да ты что, шутишь! То есть вся эта ерунда только из-за того, что он какие-то налоги не заплатил?
Я так смеялся, что у меня чуть не лопнул шов.
— А что тут смешного? — возмущенно спросила Кейт. — Вы знаете, что, если все это выяснится, он в тюрьму попадет?! — Она жгла меня взором со всей серьезностью, подобающей ее юному возрасту.
— Конечно, еще как попадет! Знаешь, сколько он казенных денег на обед тратит? Люди, которые получают пособие, на это неделю живут!.. А я-то думал, кто-то знает, что он тебя изнасиловал, и теперь с него денег требует.
— Он? Меня?! — переспросила Клэр, потрясенная таким предположением.
— Помнишь, мы тогда в ресторане встретились? Я потом к его дому возвращался забрать машину, и, судя по звукам, там кого-то били. А снаружи твоя «Мини» стояла…
— Да, я к нему заезжала. Вообще, он меня правда ударил несколько раз. Мы сперва думали, что он мне ключицу сломал, даже в больницу на рентген ездили… Но чтобы Алан кого-то изнасиловал — никогда! Просто он меня так дико ревнует, что иногда себя не контролирует. Я на кого-нибудь посмотрю — он уже с ума сходит, — сказала Клэр, не сумев скрыть удивления по поводу того, что ее персона может вызывать подобные чувства.
— Вы же помните, как в ресторане получилось, — добавила она.
— А в ресторане-то он чего ревновал? — возмутился я. — Между нами же ничего не было, я вообще с женой был.
— Да не к вам! Я же в бар пришла со своим бывшим парнем. Откуда я знала, что он тоже там будет?
Мое эго сдулось проколотым шариком и съежилось где-то на полу.
— А что в кино было? Клэр, пожалуйста, мне надо знать!
Клэр заерзала на стуле. Я понимал ее душевные муки: и поделиться с кем-то необходимо, и Алана выдать не хочется. Она машинально накручивала на палец шнурки своих кроссовок, и личико у нее опять сделалось пятнадцатилетнее. Потом вдруг сорвалась и затараторила:
— Я вас видела в фойе, когда ходила за попкорном. Сказала Алану. Когда мы с ним обедали, он был в жутком настроении, говорил, что вы его шантажируете, что это подлость и трусость. А в середине фильма он пошел в туалет и на час пропал. Поэтому, когда нас потом остановили и сказали, что случилось, я сразу поняла, что это он. Когда домой вернулись, он меня заставил пообещать, что я никому не скажу, и еще сказал, что
— В смысле опять насчет денег?
— Да. Еще пятьдесят тысяч. А я же знала, что вы в больнице, значит, не вы ее подбросили, правильно? Я и ему говорила, но он так разозлился, что не стал слушать.
— А почему ты в полицию не пойдешь?
— Я за него боюсь. Я его люблю. Правда.
— Клэр, надо пойти и все рассказать. Он ведь еще кого-нибудь покалечит, а то и убьет…
— Не убьет! Вы его не понимаете… Как вы вообще можете такое говорить? Он же только кажется таким уверенным, а на самом деле у него сплошные комплексы. Он думал, вы его шантажируете… ну просто сорвался человек, разве непонятно?
— Дохлое, однако, оправдание. А ты его, часом, не спрашивала, на кой черт ему бритва в кармане?
— В полиции сказали, что это покушение на убийство. Для него это конец. Он не пойдет в тюрьму, он себя убьет…
Она смотрела на меня умоляющими глазами. Да она сама уже полусумасшедшая!
— Мне тоже, между прочим, недавно чуть конец не пришел. Он ведь меня чуть-чуть не дорезал. Это как, по-твоему? Или этому вас на моральной философии не учат? Ты же вроде по ней специализируешься?
Клэр шмыгнула носом, проглотив всхлип, и сердито вскочила.
— Вы вроде живы пока, — огрызнулась она. — И вообще, откуда я знаю? Может, это вы его шантажируете? Алан говорит, есть вариант, что вы не один. Он вообще считает, что вы психопат.
Она подошла к окну, за которым тучи устраивали зданию парламента сеанс водолечения.
— Это он психопат, а не я.
Я боялся, что она убежит, но, к моему великому облегчению, Клэр изможденно рухнула на стул.
— Господи, что теперь делать-то? — жалобно всхлипнула она, утирая глаза.
— Надо пойти в полицию. Ты сама знаешь, поэтому мне все и рассказала.
— Мне пора. Не надо было приходить, — сказала она, доставая из кармана изодранный клочок бумажной салфетки и промокая носик.
— Не бойся, они тебе ничего не сделают. Понятно же, почему ты его защищала: ты его любила, думала, я его шантажирую…
Сказать по правде, в глубине души я полагал, что она вполне может пойти как соучастница: она же Алана на меня в кино навела.
— Да и вряд ли его в тюрьму посадят. Ему помощь нужна, Клэр, он больной человек. И ты ему не поможешь — тут профессионал нужен.
— Могу! Могу и помогу! И плевать, что со мной потом будет. Господи, вы что, не понимаете ничего? Вы что, никогда никого не любили по-настоящему?
Она смотрела на меня совершенно безумными глазами, как будто пробовалась для фильма «Грозовой перевал». И все-таки ее слова задели во мне какую-то струнку. Было время, когда я так же любил Лиз…
Клэр заплакала в голос. Я хотел обнять ее, успокоить, но мешала капельница. Нужно было объяснить ей, что ее романтическая любовь — на самом деле сплошной обман, фокусы нашей физиологии, из-за которых мы временно перестаем видеть недостатки объекта.