Чоботорыл, Волк-пастух и другие...
Шрифт:
– Ну, что я говорил, - довольный Вожак оглядел стаю. – А вы - баран, баран. Еда. Какая еда? Это наш заблудший товарищ, и от него нам будет большая польза
И стал Баран с волками жить. Поначалу боялся, вдруг кто в нём Барана признает, но постепенно успокоился, волки тоже люди и с ними договориться можно. Он даже подвывать попробовал, да не в той тональности получилось.
Прошло несколько дней. Подошёл к Барану Вожак.
– Слушай, стая волнуется. Странный ты, говорят. Свежую косточку ни разу не обглодал. Траву ешь. Может ты, как бы это помягче выразиться,
– Что вы, - перепугался Баран. – Я самый настоящий Волк, только зубы у меня немного стёрлись, не могу мясо жевать. – И разинул рот.
– Действительно, - пробормотал Вожак, рассматривая Бараньи челюсти. – Но чтобы этот вопрос раз и навсегда закрыть, пойдёшь с нами на охоту.
– И что я там буду делать? – удивился Баран.
– Проберёшься в стадо, найдёшь овцу пожирнее и пригласишь прогуляться в ближайший лесок. Или ты против?
– Да я за нашу стаю последнюю шкуру отдам!
– рванул клок шерсти на груди Баран.
С тех пор жизнь в волчьей стае наладилась. Баран важным стал, на Волков покрикивать начал. Ещё бы, главный кормилец. От самого Вожака ему сплошной почёт и уважение.
Наступила осень, потом выпал снег. Отары перегнали в тёплые овчарни с крепкими воротами. Волчья стая в глубь леса перебралась; и теплей, и лесную мелочь на пропитание легче достать.
А однажды Баран пропал. Волки только недоумённо лапами разводили. Наверно, отправился в одиночку охотиться. А жаль, хороший был загонщик.
Просека
Это был совершенно новый и очень трудолюбивый бульдозер. Сияла в лучах солнца свежая краска, блестели, отливающие небесной голубизной, стёкла. Его не успели спустить с конвейера, а он уже рвался в работу, мечтая сделать какое-нибудь большое, полезное дело. Проверяя мощный, замечательный мотор, он ещё на сборке, представлял свой первый трудовой подвиг: разровняет разделяющую соседей гору или проложит сквозь непроходимые дебри широкую дорогу, в крайнем случае - засыплет какую-нибудь бездонную пропасть.
Все сразу увидят, как много он сделал, и, конечно же, скажут: - Ах, какая нужная у нас машина. Ну, просто замечательная машина.
– И обязательно наградят; например, свежим машинным маслом.
Но время шло, а великие стройки почему-то не начинались. Дела вокруг происходили большей частью мелкие, незначительные: перетащить мусорный бак, срезать кочку, засыпать ямку. Так себе работа, совсем даже не героическая. Одно успокаивало: перетрудиться на такой работе было трудно, практически невозможно; зато горючим снабжали регулярно, так что жизнь шла не хуже, чем у других.
Понемногу наш бульдозер успокоился, заматерел, краска на кабине потускнела, а местами и облупилась. Стёкла стали серого цвета, и их приходилось постоянно протирать.
И всё же, однажды, молодость напомнила о себе. В тайгу, для прокладки магистрали, набиралась автоколонна. Правда, условия обещали далеко не курортные; солярка, говорят, стыла на морозе, да и выходные частенько отменялись. Наш бульдозер хорошенько
А тут ещё один пустячок. Во время очередного ремонта, по ошибке, ему поставили слишком большой нож. Теперь он плохо видел, что срезает. По бокам и далеко впереди всё лежало как на ладони, а посмотреть вниз, прямо перед собой, - никак. Знать-то, что делает, он знал, но конкретно видеть, на что наезжает, увы, не получалось. Лишь в зеркале заднего вида отражалась широкая чёрная полоса, которую он оставлял за собой, и которой очень гордился.
Время мечтаний давно прошло, и теперь Бульдозер каждый день ровнял, планировал, сгребал, чётко следуя планам и указаниям, ни на сантиметр, не отступая в сторону, а если что-нибудь постороннее, случалось, и попадало под его гусеницы, так-то были, по его убеждению, издержки производства.
Конечно, он признавал, иногда случались мелкие неприятности: то забор зацепит, то собачью будку раздавит. Один раз ехал прямо, не заметил клумбу, и где росли цветы, получилась красивая ровная дорога.
Его попытались переделать, но он не дался:
– Большие дела делаются большим ножом!
– Под тобой гибнут бабочки, цветы, ломаются деревья. Ты делаешь всё это, походя, даже не замечая.
– Моя задача, идти прямо, прокладывая дорогу, по которой всем будет легко и весело шагать. Да, кому-то не повезёт. Я не могу ради одного цветка делать петли или подпрыгивать, если какой-нибудь дурной воробей вздумает купаться в пыли перед моим носом. Во всём должен быть порядок. Кому-то это не нравится. Ведь всегда найдётся защитник анархии и бездорожья. Это их проблемы, - ответил, как отрезал Бульдозер и завёл мотор.
Он получил новое задание, проделать в лесу просеку для лесорубов, и ожидал, что теперь-то его оценят по достоинству.
В самый разгар работы закончилось топливо. Пока ожидали подвоза нового горючего, пришёл приказ – лесорубам выйти из леса. Зелёные лёгкие планеты оказались важнее дров. За бульдозером решили вернуться попозже, но в круговерти новых дел о нем вспоминали всё реже и реже, а потом и окончательно позабыли. А он стоял посреди леса, окрашиваясь в грязно-коричневый цвет, ожидая продолжения работ и недоумевая, почему за ним не приходят. Постепенно накапливалась злость и обида на судьбу, загнавшую его в эти дебри.
Тем временем лето закончилось. Зима сменила осень, а по весне, сначала робкая, а затем всё более разошедшаяся, молодая поросль рассыпалась по просеке, возвращая лесу первозданный вид.
Молодежь не знала, что такое "бульдозер"; застывшая на месте ржавая железяка своим видом никак не тянула на грозу леса, а рассказы вековых елей вызывали у них усмешку.
– Нынче другое время! – горячились молодые деревца.
Ведь они собирались укрыть чудесным зелёным одеялом весь мир. Заставить расцвести седые верхушки самых высоких гор. А времена длинных пил и острых топоров, это история, далёкое прошлое, и к настоящему никакого отношения не имеет.