Чокнутая будущая

Алатова Тата

И впервые в жизни я пришла сюда не одна. Впервые опиралась на кого-то. Впервые подстраивалась под другие, более размашистые шаги — и Антон тоже подстраивался под мелкие мои. Опустив глаза, я смотрела, как двигаются наши ноги, мои туфли, его туфли, символизм совместного восхождения завораживал.

— Какой у тебя размер? — спросила я, нарушив довольно долгое молчание.

— Размер чего?

— Размер обуви.

Он негромко засмеялся.

— Мы часто задаем такой вопрос близким усопших. Не всегда они сами приносят ботинки,

в которых человек будет лежать в гробу, часто этим занимаются мои менеджеры. И вот этот выбор… Бывают, знаешь, специальные с тонкой подошвой. Кто-то, наоборот, хочет самые дорогие, самые крепкие. Удобные и теплые. Дешевые. Красивые. Мне всегда интересно, что же выберут родственники. Это многое говорит о покойном и о том, как к нему относились.

— Я выбрала красивые, — ответила я, — самые красивые бабушкины туфли. Темно-бордовые, лакированные, на квадратном каблуке и с узкими носами. Наверное, самые неудобные. Что это говорит о ней и обо мне?

— Что ты все еще помнишь эти туфли во всех подробностях, Мирослава.

Я промолчала, думая о том, что их с Алешей родители, наверное, слишком обгорели, чтобы выбирать им одежду и обувь.

— Ты стал гробовщиком из-за денег? — спросила я, когда мы уже сели на наши места. Римма Викторовна расстаралась, и мы находились в самом центре зала.

Со мной часто здоровались — нас, заядлых театралов, было не так чтобы много, и мы все шапочно перезнакомились между собой.

Я машинально кивала и улыбалась.

— Ну, это очень стабильный доход, — спокойно подтвердил Антон, — люди всегда будут умирать. Люди всегда будут хоронить. Гробовщики всегда будут зарабатывать больше, чем акушеры. Значит ли это, что смерть дороже жизни?

Это был слишком сложный разговор для театральной субботы, и я попыталась выскользнуть из него, как мокрая рыба из рук рыбака.

— Любовь дороже смерти, потому что свадьба дороже похорон, — проговорила я чересчур беззаботно. — Ты поэтому все еще не женат? Весь доход уходит на брачные затеи Алеши и их последствия? Наш ресторан ведь тоже ты оплачивал?

— Какая разница, Мирослава?

— Такая, что кто оплачивает свадьбу — тот получает и невесту, — ляпнула я, не задумавшись ни на секунду.

Это было грубой шуткой, на самом деле. Попыткой насмешки над фразой «кто девушку ужинает, тот ее и танцует». Я так не думала, разумеется, я была современной женщиной, которая никому ничего не должна.

Но прозвучало как прозвучало.

Откровенным предложением.

Мы застыли, уставившись друг на друга. Я на Антона с ужасом, а он на меня совершенно непроницаемо. Маска. Человек-статуя.

Очередной позорный позор в духе Мирославы. Вот почему у меня не было друзей в школе.

— Давай сделаем вид, что ты ничего не говорила, — ровно произнес Антон, — мне не нравятся такие двусмысленности. Я повторюсь: жен у Лехи много, а брат у меня один.

— Прости, — я торопливо отвела глаза, сгорая от стыда.

—

Я был влюблен в Римму, — признался он совершенно неожиданно. — В те времена, когда мы еще жили вместе, и я был подростком. Первая любовь школьника, которая едва не довела меня до ручки.

— Поэтому ты им с Алешей житья не давал? — я была так благодарна, что он не отстранился от меня сейчас, а бросил спасительную соломинку для дальнейшей беседы, что мигом почувствовала себя лучше.

— Наверное. Сложно принять то, что ты можешь быть абсолютном мудаком. Хотелось бы списать все на взбесившиеся гормоны, но правда в том, что я был абсолютным мудаком.

— Римма Викторовна богиня. Любой бы в нее влюбился. Она знает об этом?

— Понимает ли женщина, что в нее влюблен подросток? Не думаю, что такое можно скрыть. А вот Леха, думаю, до сих пор не в курсе. Римме хватило великодушия не выдавать меня с потрохами.

Тут прозвучал третий звонок, погас свет, и занавес пополз в стороны.

Нянька. Астров.

Бесконечные разговоры о смысле и бессмыслице: «Да и сама по себе жизнь скучна, глупа, грязна... Затягивает эта жизнь. Кругом тебя одни чудаки, сплошь одни чудаки; а поживешь с ними года два-три и мало-помалу сам, незаметно для себя, становишься чудаком. Неизбежная участь…»

Я бы хотела, чтобы Алеша играл именно Астрова, но ему важно было быть главным героем.

Однажды наступит время, когда он все же перестанет им быть. Репертуар Алеши становился характернее с каждым годом. Как переживет это мой муж? И хочу ли я быть рядом в это время?

— Какая скука, — заметил Антон после окончания спектакля. — Я едва не заснул. О чем все это? Для чего?

Но я была не в том настроении, чтобы бросаться на защиту Чехова.

Наш предыдущий разговор расстроил меня, очень расстроил.

Все оказалось куда сложнее, чем я думала, глядя на расклад.

Колесо фортуны, Дьявол, Влюбленные, Луна — судьба, которая уже тащит тебя вперед. Искушение и грех. Выбор и страсть. Обманы и тайные встречи.

Я не хотела такого для себя.

Я не хотела такого для Антона.

Это значило, что пора было перестать заигрывать с будущим, перестать заигрывать с Антоном, я не собиралась, но само собой получалось. Значило, что пора прятаться, городить заборы и забыть об этом раскладе раз и навсегда.

Мы ехали в такси с усталым, но довольным Алешей — после «Дяди Вани» он всегда чувствовал себя выжатым как лимон. Эта пьеса съедала его, но и питала тоже.

После нее всегда требовалось время, чтобы восстановить силы.

— Лиза ужасно зла на тебя, — сказал он сонно.

— А ты?

— А я просто хочу, чтобы все мои близкие ладили между собой. Но, кажется, это недостижимая мечта.

Я поцеловала его в висок. Алёшина голова тяжело лежала у меня на плече, наши руки переплелись.