Чокнутый
Шрифт:
– Матерь пантерья!
– только и смог вымолвить он.
Тяжело переваливаясь из стороны в сторону, с легким хрустом валя вековые деревья, словно однодневную траву, загораживая собой весь горизонт, через джунгли шла Мышь. Та самая, которая до этого спокойно жила в могилах и была их Хранительницей.
Остановившись на краю пустоши, махнув хвостом, смяв по ходу дела близлежащую растительность, Мышь хрюкнула и обвела долгим взглядом поле боя.
Необычный звук, этот самый хрюк, был мгновенно услышан и над черным пепелищем пронесся всеобщий крик изумления.
Мышь подняла правую лапу, вытерла нос и двинулась прямиком к белой пантере.
За то время, которое Мил не имел удовольствия видеть это, несомненно, величественное чудо джунглей, Мышь заметно прибавила в росте. Но с такой же пропорциональностью похудела. В джунглях достаточно тяжело найти столько жертв, а питаться травой гордость не позволяет. Да и где настричь столько травы?
– Привет, белобрысый!
– Мышь опустилась перед распахнувшим пасть Милом на задние лапы, отчего стала казаться еще больше.
Милу пришлось задрать морду высоко в небо, даже захрустели шейные позвонки. Но перед этим он унял дрожь, которая предательски выдавала его состояние.
– Привет, давно не виделись, - проглотить тугой комок в горле, прежде чем продолжать, - какими судьбами в наши края?
– Занесла судьбинушка, - грустно прокомментировала Мышь свое нынешнее положение.
– А у вас здесь что? Аль праздник какой?
Говорливая, зараза.
– Да так, - уклонился от прямого ответа Мил.
– Разборка небольшая.
– Вижу, что не праздник урожая.
Больше всего Мил не хотел, чтобы эта здоровенная мышь вспомнила, как над ней грубо измывались, заставляя быть скаковой лошадью. Все что угодно, только не это.
– Дело у меня к тебе, белобрысый.
– Мышь обвела вмиг ставшим кровожадным взглядом поле брани и только потом вернулась к белой пантере.
– Должок за тобой, белобрысый.
Вот оно. Случилось.
Мил в очередной раз проглотил слюну и подумал, что день с самого начала не удался. Сначала Проклятые. А сейчас должник появился. И, судя по его бурлящему животу, явился он сюда не для разговоров об искусстве.
– Должок, говорю, - повторила зачем-то Мышь, хотя и без того ясно, что слова таких крупных представителей мимо ушей не пропустишь.
– Жрать нас пришел?
– решился Мил. А что терять. Разговорами смерть не задержишь. Но Мышь была другого мнения.
– Ты меня, белобрысый, за скотину не держи. Я ж тебе не неблагодарная тварь. Слава джунглям, с понятием. Ты мордой не мотай, а послушай лучше меня. Да не пяться, не слопаю. Это вон пусть твой мохнатый дружок пятится, всю спину мне прошлый раз когтями исцарапал.
Бобо, бормоча под нос оправдания в свой адрес, быстро ретировался на безопасное расстояние.
Мышь, кряхтя, приняла лежачее положение. Данная поза давалась ей с трудом, но она стоически перенесла это телопередвижение.
– Ты мне, белобрысый, ничего не объясняй и не оправдывайся. Оправдываться не за что, да и объяснять нечего. Пока затишье у вас, я о своем должке с тобой пошепчусь. А если кто мешать станет, того ждет смерть лютая, - последние
Мил, вспоминая маму, осторожно уселся перед переростком.
Мышь огляделась, проверяя, до всех ли дошло сказанное. Убедившись, что мешать никто не собирается, опустила морду. Потом как-то странно скуксилась и, почти пуская слезу, стала причитать:
– А ты знаешь, белобрысый, какая я несчастная? А ты знаешь, как жрать хочется? Иной день так набегаешься, что вечерами лапы отваливаются. Все сама да сама. И никто не поможет. И никто не пожалеет. Крыс-то мне на месяц хватило. Уж больно плодовитыми оказались. Сначала все смеялись, издевались. Потом в подполье ушли, затаились. Пришлось и оттуда выкуривать. Травкой питалась, пробовала на голодной диете посидеть. Тоска. Бедная я. Ты посмотри, что со мной жизнь сделала!
Мышь чуть приподнялась на лапах, показывая Милу ребра.
– Ты вот что, белобрысый. Как хочешь, но сделай то, что попрошу. Из-за тебя я в эту кашу попала, ты уж меня и выручи. Как? Сам сообразишь. Я ж не дура. По джунглям набегалась, ума набралась. Слышала, что ты раньше другим был. Вот и меня другой сделай. Уж выручай, белобрысенький. Ну что, обещаешь?
Мил хотел ради решения такого дела поковыряться в носу, вовремя опомнился и только поморщил черный влажный нарост на морде. Перед ним стояла проблема. Отказать Мыши - значит обречь и себя, и жителей на непредвиденные обстоятельства. Она ведь голодная и потому злая. А всем известно, если кто-то большой в джунглях испытывает угрызения в желудке, то лучше с ним не спорить и вообще стараться не попадаться на глаза. Значит, этот вариант не подходит. Согласиться? Но как выполнять? Она ведь - имеется в виду как проблема, так и Мышь - никуда не пропадет. Стать вечным кормильцем ходячего мясокомбината Мил тоже не собирался. А что касается превращения...
– Ну так что, белобрысенький? Дел-то.
– Я не думаю, что у меня получится, - робко попробовал оправдаться Мил. Робко потому, что нет ничего непредсказуемее голодного жителя.
Но Мышь была абсолютно другого мнения.
– Получится, получится! Раз с самим собой такую штуку учудил, то с другими и подавно получится. Значит, по рукам?
Здоровенная лапа Мыши с неимоверным грохотом опустилась прямо перед мордой подскочившего от неожиданности Мила. И ему ничего не оставалось, как всунуть свою миниатюрную лапку в клешни гигантской Мыши.
Пожатие было крепким, но не сильно болезненным. Синяк максимум на неделю, если с примочками и ежедневными процедурами.
Как он будет выходить из создавшейся ситуации, Мил не хотел и думать. Придет время, все встанет на свои места. А сейчас, после заключения сомнительной сделки, требовалось извлечь из нее все возможные плюсы. Пойти, так сказать, на сговор с потенциальным преступником ради решения проблемы с преступником настоящим. А именно с Проклятыми.
Последние, за время вынужденного перемирия, успели перегруппироваться и теперь столпились вокруг лопоухого, что-то страстно обсуждая.