Чрезвычайное положение
Шрифт:
— Да?
— Вы думаете, будто вы лучше нас?
— Пойди охладись в озере!
— Ты у меня еще поговори! Вот мы доберемся до вас, цветных! Тоже мне, шишка на ровном месте! Настанет и ваша очередь!
Он искал поддержки у других пассажиров. В ответ послышался смешок.
— Разделаемся со всеми учителями и зазнайками. Дайте только кафрам взять верх. Мы вам всыплем перцу!
Эндрю сидел с подчеркнуто безучастным видом. Даже не показывал возмущения, словно все это его не касалось. Он пытался сосредоточиться на передовице. Юнец еще долго враждебно глазел на него, пытаясь вовлечь в ссору.
Эндрю выругался про себя. Какая отсталость! Конечно, он понимает грубые, примитивные чувства этого парня. Чистые воротнички и чтение газет в автобусе он отождествляет с респектабельностью, с положением расы господ — «Herrenvolk». Часть элиты! Белые и состоятельные цветные! Ка «бы это понравилось миссис Каролиссен! Люди с электричеством в домах, с холодильниками и машинами, люди, которые ходят на работу в белых воротничках, регулярно завтракают по утрам и никогда не страдают от холодной, промозглой сырости Кук-Буша и Виндермира, жители которых ищут забвения в драках, попойках и распутстве. Может быть, у юноши есть свои основания недолюбливать белых и тех, кто красивыми звучными голосами распинается об «угнетении». Наверное, у него есть какие-нибудь причины. И все же это не повод пить и задирать незнакомых людей. Эндрю хотелось курить, но он решил повременить немного, чтобы не привлекать внимания пария.
Автобус свернул на Лэйк-роуд, и Эндрю подумал с облегчением, что на следующей остановке ему сходить… Надо бы звякнуть Эйбу и узнать, как он там. Хоть бы Руфь была дома!.. Внезапно автобус резко затормозил, и Эндрю швырнуло на противоположное сиденье. Он встал, ошеломленный, и поднял газету с пола. У выхода творилось что-то непонятное. Пассажиры вытягивали шеи, стараясь разглядеть, что там происходит. Эндрю привстал на цыпочки. Виновником суматохи оказался желтолицый юнец в голубых джинсах. Брызжа пеной, он нападал с ножом на кондуктора, а тот отбивался от него своей кожаной сумкой. Монеты разлетелись во все стороны. Какая-то пожилая женщина попыталась усовестить буяна, но он полоснул ее ножом. Сквозь рукав просочилась кровь, и она вскрикнула. Эндрю почувствовал, как в нем закипает гнев. Может быть, лучше пройти одну остановку пешком, чтобы остыть немного? Слишком много переживаний за один день! Похороны, избиение на площади.
уборная — и теперь еще это. «Повалят беды, так идут, Гертруда, не врозь, а скопом…»[В. Шекспир. Гамлет, акт IV, сц. 5. (Перевод Б. Пастернака).] Гамлет в автобусе, идущем в Грасси-Парк. Как это нелепо! Шекспир в такой обстановке… Чтобы слезть, ему надо было пройти мимо дерущихся, рискуя получить удар ножом или кожаной сумкой. Он стал проталкиваться сквозь толпу испуганных зрителей.
— Извините, пожалуйста, — сказал он, бледный и дрожащий.
Кондуктор машинально отступил в сторону, и Эндрю с мрачной миной прошествовал мимо запыхавшегося юнца, который смотрел на своего врага остекленевшими глазами.
Оказавшись на улице, он вдохнул обжигающе-холодный воздух. Голова у него кружилась. Возле автобуса собралась толпа зевак, с хохотом и гиканьем они набрасывались на серебряные монеты и медяки. Водитель сидел на своем
К нему подошел Элдред Каролиссен.
— О-о, мистер Дрейер. Вы ехали в этом автобусе?
— Да.
— Отчаянный малый, не правда ли?
— Он и ко мне приставал, свинья этакая!
— И что же?
— Я так и не знаю, почему он отвязался. Знаю только, что потом он напал с ножом на кондуктора.
— Никто не ранен?
— Одна женщина.
— Как это произошло?
Эндрю спешил домой, но Элдред настойчиво допытывался:
— Как это произошло?
— Пойдем отсюда. Я тебе расскажу обо всем по дороге.
— Хорошо, — согласился Элдред.
Это был бронзовокожий, крепко сколоченный здоровяк, учившийся в выпускном классе стеенбергской средней школы у самого Эндрю. Одет он был в серый пуловер, шорты цвета хаки и сандалии. Элдред боготворил своего учителя со всем пылом шестнадцати лет, и Эндрю, в свою очередь, считал его единственным милым человеком изо всей этой каролиссенской семейки. Элдред всегда извинялся за своих родичей.
— Пошли.
Они зашагали по Лэйк-роуд. Мокрый черный асфальт блестел, как зеркало; под фонарями растекались желтые лужи света. Элдред все еще донимал Эндрю расспросами о происшествии, когда сзади послышался шум автобуса. Эндрю поднял руку, автобус замедлил ход, и они оба прыгнули на подножку.
В автобусе не было ни души, кроме кондуктора, который перевязывал кровоточащую рану на плече, да еще в углу хныкала женщина.
— Полиции не было? — спросил Эндрю кондуктора.
— Мы как раз едем в полицейский участок.
— Почему же вы не позвонили?
— Им сейчас не до нас, они расправляются с африканцами.
— А парня этого задержали?
— Нет, он удрал.
— Фамилию его знаете?
— Нет, но говорят, будто он живет на Седьмой авеню.
— Подонок! — сказал Эндрю разгневанно. — Можете взять меня в свидетели. Он и ко мне привязывался.
Кондуктор записал его фамилию и адрес на обороте старого конверта, который случайно оказался у него в кармане, и нажал звонок, так как автобус подходил к остановке.
— Извините за беспокойство! — крикнул он, когда Элдред и Эндрю сошли.
— Не забудьте, меня зовут Эндрю Дрейер.
— О’кей, — сказал кондуктор.
Автобус набрал скорость и помчался по Лэйк-роуд.
— Ах, черт! — воскликнул Элдред. — Чуть было не запамятовал.
— Что?
— За вами приходили два полицейских агента.
— Когда?
— Днем, часа в три. Ма говорила, что они ждали вас в машине. Может быть, они все еще там? Я вышел через черный ход.
— Что им надо?
— Они говорили с ма. Хотели вас видеть.
— Сволочи!
— Ма думает, что сегодня вам лучше не являться домой. Они долго расспрашивали ее о вас.
— Ясно.
— У вас есть деньги? На всякий случай она послала вам один фунт.
— Спасибо, мне хватит.
— Ваш портфель я могу примести завтра в школу.
— О’кей, Элдред. Если я понадоблюсь, позвони мистеру Хэнсло. Он будет знать, где я. Только смотри, никому не проговорись.
— Ладно.
— Ну, тогда до свидания.