Чтица Слов
Шрифт:
Ха! Фамильное кольцо рода Берков стоило столько, что главному следователю управления пришлось бы год работать без выходных - и тогда бы он окупил камень, без оправы. А та груда монет, что валялась на столе, была Иттану безразлична. Он тратил гораздо больше на развлечения. Что вообще значат деньги по сравнению с жизнью?
Ровным счетом ничего.
Иттан вышел в город, отчего-то довольный донельзя.
– Дядь, купите.
– Вертлявый мальчишка протянул ему полуденную газету.
Он, пошарив по карманам, достал
Внутренности скрутило узлом.
Вместе с газетой по городу разнесся список. Всего тридцать три фамилии. Неженатые и прилежные семьянины, отцы, высшие чины и даже те, кто публично называл отношения с женщиной вне брака грехопадением. Ан нет, и эти, праведники, тоже были обнародованы, обнажены на порицание общественности. И в середине, не во главе, но и не замыкающим список, этакой серой массой среди прочих Иттан обнаружил себя. Его имя, титул и гаденькая приписка «бывший декан светлого факультета». Бывший! Газетчики, учуяв горячую новость, за день раскопали данные обо всех любовниках Агнии и пообещали в следующих выпусках прикладывать отрывки из писем, послуживших доказательством вины.
Завершалась новость вопросом: «Так что же заставило столь разных мужчин пасть пред одной женщиной? Любовь ли? Страсть? Магия?»
И правда, что? Иттан, скомкав газетный лист, поспешил к имению. Руки тряслись крупной дрожью, в голове было туманно и пусто. Тридцать три фамилии, за которыми скрывалось тридцать три мужчины.
Он представил, как изящные руки, не знающие загара, гладят чей-то обрюзгший живот и шепчут сквозь закушенную губу: «Я от тебя без ума». Как острые зубки кусают мочку уха какого-то юнца. Как стонет Агния под кем-то из оставшихся тридцати двух.
Отвращение накрыло его горячей волной. Поломало надвое. Тонкая игла, щедро залитая ядом, засела под сердцем, и яд медленно отравлял кровь. Иттан шел, и казалось, что все вокруг насмехаются над его неудачей. Что людской гомон обращен к нему. Что каждый в столице знает, как опозорился «бывший декан светлого факультета», связавшись с блудливой актрисой.
Он доверчивый идиот.
А она лгала.
Ему и ещё тридцати двум мужчинам.
Иттан ворвался к себе в уличной обуви, упал лицом в подушку. Он лежал без движения, силясь остановить ход времени. Зажмуривался до красных пятен. Сцепил зубы, чтобы не застонать.
В дверь робко постучались.
– Господин Берк желает поговорить с вами в его кабинете, - проблеяла служанка таким жалким голосочком, что стало понятно: хорошего ждать не придется. Отец так не вовремя вернулся из похода и уже, конечно же, извещен о похождениях сына.
В кабинете, кроме отца, сидящего за столом с самым непроницаемым видом, завывала матушка. Она раскачивалась из стороны в сторону у окна, держась руками за подоконник. Под ногами её валялась газета. А небо затянуло пепельными тучами.
– Объяснись, - коротко приказал отец.
Он был седовлас, но не стар. Дряхлость не коснулась его мышц, в черных глазах не угасала страсть. И Иттан, всякий раз оказываясь под пристальным отцовским вниманием, ощущал себя мелким и незначительным. Песчинкой. Домашней зверюшкой, но не человеком.
– Не понимаю, в чем дело, - ответил он, выдержав холодный взгляд. Двинуться вглубь кабинета так и не решился, мялся на пороге.
– В чем дело?!
– пророкотал отец, и кулак его шарахнул по столу.
– Ты трахал эту женщину?
– Не трахал, а любил, - поправил Иттан.
Маменька взвыла что раненая волчица, вцепившись ногтями себе в предплечья. Лицо её налилось багряной краской.
– Молчи!
– приказал отец, и слезы тотчас высохли на материнских глазах.
– Любил он.
– Губ отца коснулась усмешка.
– Все мы по молодости любили. Кольцо ей дарить собирался, да?
Иттан кивнул - отрицать очевидное было бы глупо. Его допрашивали как нашкодившего пацана. Хотя чего ему стыдиться? Осознанный выбор взрослого человека. Да, выбор неудачный - но кто застрахован от ошибок?
Мать качалась на фоне, отец откинулся в кресле.
– Она попросту тобой воспользовалась, а ты уши развесил. Не могу поверить. Тридцать три идиота повелись на женское тело! Боги, да что в ней такого было?!
– Она... она...
– мать захлебывалась беззвучной истерикой.
– Одурманила... всех... позор...
– Ну-ну.
– Отец провел ладонью по листу бумаги, что лежал на столе.
– Мать права. Ты всех нас предал, сын.
Иттан подался вперед.
– Я...
Отец шикнул.
– Научись слушать. Когда я просил верховный совет пристроить тебя в академию, то ожидал, что ты свяжешь судьбу с колдовством, коль уж вояки из тебя не вышло. Мягкий ты больно, весь в маменьку.
– Он с неприязнью глянул на женщину, хватающую ртом воздух.
– Но тебя выставили вон. Первый промах.
– Отец загнул большой палец.
– Ты попал на первую полосу всех газет Янга, полюбив прошмандовку.
– Указательный палец согнулся вторым.
– И, наконец, ты едва не потерял кольцо, гордость всего моего рода, которое не позволено носить даже твоей матери.
В кабинете повисло молчание. Маменька потирала безымянный палец - слова о кольце её оскорбили, но она никогда не смела перечить супругу, - Иттан отсчитывал половицы паркета. Отец вновь посмотрел на лист и, взяв перо, поставил внизу размашистую подпись.
– Завтра же ты отправляешься служить, сын, - сказал он, передавая лист Иттану.
Тот вчитался в содержание. Принудительное направление на воинскую службу. На три года. В северный гарнизон, что располагался вблизи Пограничья, государства теней.