Чтица Слов

Зингер Татьяна

Но не видать ей ни комнаты, ни сапожек.

Живой её за воровство у человека из верхних не оставят - это точно.

7-14.

7-14.

7.

Иттан

– Разбирали, значит, её вещи, и что, как ты думаешь, там обнаружили?
– ворковала матушка, обращаясь к своей сестрице Рите, пучеглазой одутловатой женщине с напрочь прокуренным голосом. Та свое личное счастье так и не обустроила, более того - истратила на путешествия и платья всё состояние и теперь была вынуждена напроситься в дом успешной

старшей сестры. Разумеется, Рита завидовала Аните Берк, муж которой был удостоен медали от самого короля, сын получил должность декана, а сама она в пятьдесят лет не растеряла былого обаяния и свежести.

Иттан вошел в гостиную, но, застав там мать с тетушкой, собирался выйти, потому как не терпел материнских сплетен, пускай всегда правдивых, но таких грязных, что после них хотелось окунуться в щелочь.

– Что?
– вопросила Рита, облизывая языком желтоватые зубы.
– Не удивлюсь, если эта Агния купалась в крови девственниц.

Иттан остановился у стеллажа, сделал вид, будто выбирает книгу. Теперь и ему стало интересно, что же нашли, копаясь в вещах недавно скончавшейся женщины.

– Если бы!
– Матушка понизила голос, дабы добавить сказанному таинственности.
– В столе стопками лежали десятки неотправленных любовных писем от неё к разным мужчинам, женатым и свободным, старым и молодым. Слуги уже подтвердили, что её дом ежедневно посещали любовники. Представляешь, каков будет позор, когда обнародуют имена?

Книга рухнула на пол, открылась на середине. Сестры повернулись к Иттану в немом вопросе.

– Извиняюсь, - сказал тот, поднимая книгу и цепляя среди строчек слово «Конец». Действительно, конец. Плевать на список имен, Иттану не стыдно признать связь с Агнией. Но она изменяла ему с кем-то. Нет, не так: много с кем! Или даже иначе: изменила кому-то с ним. А он, малолетний кретин, мечтал о совместном быте и том, как представит её родителям. Кольцо ей обещал...

Нет! Невозможно. Клевета! Агния не такая, она актриса, потому к ней захаживали многие: от бродяжек, которым она подавала тарелку горячего супа, до министров, очарованных талантом актрисы. А столичные сплетницы исказили реальность, чтобы опорочить образ ненавистной красавицы. Агния чиста.

Была чиста.

– А ты не слыхала, что на похоронах её сценка приключилась?
– Рита хихикнула в кулак.
– В общем, ходило двое или трое мужиков и уверяло присутствующих, будто их с Агнией связывали теплые, - протянула она, - отношения.

– И что?
– Матушка покачала головой.

– А ничего. Их посчитали обезумевшими от горя поклонниками. А вон оно как вышло. Ну и грязная она была, не зря я её на дух не переносила.

Иттана перекосило от злобы. Ложь! Гнусная неприкрытая ложь. Бред, рожденный чьим-то воспаленным мозгом. К чему Агнии делить постель со многими? Ради какой выгоды?

Невозможно. Глупо. Омерзительно!

Он почти рассказал матери, что нельзя верить всему сказанному, но вовремя прикусил язык. Толку спорить с ней, да ещё при Рите, которая потом будет ахать и охать, мол, совсем твой сынок распоясался, мать не уважает, в словах твоих ищет обман.

Впрочем, если имя Иттана всплывает в общем списке, опозорив тем самым род Берков, Рита знатно поглумится над сестрой.

Да

существует ли тот список?

Наскоро одевшись, Иттан поехал на кладбище, где среди мраморных статуй, в тени кленов, покоился прах знати Янга. В городе мертвых всегда царила особая тишина, словно призраки замолкали, завидев на своей территории чужака. И статуи существ - людей, рынди, ави, - застывшие навеки точно в танце, провожали Иттана внимательными взглядами. На могиле Агнии имелось только надгробие. Года жизни, фамилия, имя, но без эпитафии. Её статуя уже была заказана, Иттан слышал от матери, но скульптор обещал изготовить ту не раньше осени. Зато цветов было столько, что надгробие терялось за пестротой лепестков.

Иттан не верил сюжетам книг или пьес, где герой приходил к могиле любимой женщины и стоял над ней в полном молчании, но сейчас он сам превратился в такого мужчину. Просто смотрел на цветы, мысленно пересчитывая бутоны. Кусал губу. Ненавидел Агнию за ложь - мигрень, конечно!
– и восхищался её стойкостью.

Болело.

Рвало.

Тошнило от одиночества.

Так ничего и не высказав из пережитого, не нарушив вечной тишины, он уехал с кладбища. И мертвецы провожали его шелестом листвы.

Если понадобится, он отстоит честь Агнии. Признается перед всеми, что был её единственным любовником. Пусть обмывают косточки ему, но не ей. Агния чиста! Была и будет.

А у ворот дома обнаружилась девчонка из недавнего прошлого. Она стояла, прислонившись к кованому забору, недалеко от парадного входа - прохожие посматривали настороженно на гостью из мира нищих - и безостановочно чесалась.

Надо же, и дом его нашла без подсказки - какая сообразительная девочка.

– Здравствуй, - кивнул ей Иттан, держась на расстоянии вытянутой руки.
– Разыскала кольцо?

На бледных щеках девицы появились ямочки.

– Ага, - улыбнулась она, становясь вдруг милой и даже симпатичной.
– Почти.
– И тут же скуксилась.
– Только они мне его не отдают.

– Они - это кто?

– Кто-кто. Скупщики, разумеется.
– Девица глянула на дом в прорезях забора.
– Красивый, высокий. Везет тебе жить в таком.

– Угу, - подтвердил Иттан.
– И чего скупщики хотят?

– Денег, - дернула она плечиком, и холщовая рубашка слетела с острого плеча.
– У нас расценки другие, потому сумма небольшая, но мне, знаешь ли, и золотой взять неоткуда. Дай золотой?
– предложила она нервно.
– Я сегодня же принесу кольцо, а ты прикажешь тому мужчине с бородкой, отвалить от меня. Я его жуть как боюсь.
– Девица шмыгнула вздернутым носом.
– Он мою скрипку надвое переломал.

– И что с того?
– Иттан зевнул.
– Мне плевать, у кого кольцо и как ты его добудешь. Мужчина с бородкой, как ты выразилась, отвалит исключительно после того, как я получу краденное.

Иттан протиснулся меж девицей и забором, направился к воротам. Она семенила следом и недовольно пыхтела.

– Обещаешь, что он больше не придет?

– Да.
– Иттан обернулся, преграждая ход во двор имения.
– Клянусь своей честью.

Кажется, клятва девицу не проняла - а сама не так давно клялась невинностью, - потому она мялась. Но у самого входа, не выдержав, простонала: