Чтиво
Шрифт:
— Спасибо.
Агент вскинул руку:
— Не нужно благодарить, я просто делаю свою работу. — Накренив вазочку, он подобрался к последнему салатному слою. — Значит, говорите, продвигается.
Пфефферкорн пожалел, что не взял закуску. Рогалик он съел, и теперь было нечем занять рот. Пфефферкорн сделал затяжной глоток воды и накрахмаленной салфеткой промокнул губы.
— Есть кое-какие мысли, — сказал он.
— Больше ни слова, — сказал агент. — Ничего не стану выпытывать.
— Почему,
Агент отложил вилку:
— Ну если сами желаете.
Пфефферкорн заранее готовился к этому разговору, однако теперь чувствовал себя безоружным. Он снова прихлебнул воду.
— Думается, собака зарыта во взаимосвязи первой и второй книги, — сказал он. — В прошлый раз у нас была ядерная угроза и вдобавок биологическая. Весь вопрос в том, что может их превзойти.
— Именно. Что.
— Конечно, есть банальный ответ: еще большая угроза.
— Мне уже нравится.
— Но тогда, знаете ли, возникает иная проблема.
— А именно?
— Опасность самопародии.
— Ага. Вон как.
— Я хочу сказать, что вполне возможно создать совершенно апокалипсическую ситуацию, но в таком случае мы рискуем превратиться в карикатуру.
— Хм. Ну да. И что…
— Шанс я вижу в том, чтобы Гарри Шагрин сразился с абсолютно новым врагом, с каким прежде никто не сталкивался.
— Так…
— К встрече с которым он совершенно не готов.
— Так. Хорошо. Мне нравится. Дальше.
— С врагом, который вот-вот его сокрушит.
— Прекрасно. Отлично.
— Гарри Шагрин сойдется в схватке с невообразимо чудовищным противником.
— Так! — Агент лег грудью на стол. — Ну?
— В схватке, которая навсегда его изменит.
— Потрясающе. Блистательно. Превосходно.
— Благодарю, — сказал Пфефферкорн.
— Ну и кто же он?
— Кто?
— Враг-то.
— Скорее уж, не кто, а что, — сказал Пфефферкорн.
— Ладно, что это?
— Сокрушающее сомнение в себе.
Наступила тишина.
— Баррамунди, — доложил официант. — И филе с кровью.
— Спасибо, — сказал Пфефферкорн.
— Приятного аппетита.
Вновь воцарилась тишина. Понимая, что испортил собеседнику день, а то и год, Пфефферкорн занялся стейком в форме бутылки Клейна.
— М-да… — сказал агент.
Пфефферкорн ел без аппетита.
— Угу, — сказал агент. — Кхм.
И вновь тишина.
— Знаю, неортодоксально, — сказал Пфефферкорн.
— Да уж.
— Но здесь скрыт потенциал для прорыва. Повисло молчание.
— Возможно, — сказал агент.
— Я в этом уверен.
— Нет-нет, конечно, спору нет. Кхм. Молчание.
Пфефферкорн кромсал филе.
— Ну хорошо, допустим, — сказал агент. — Послушайте. Идея и впрямь оригинальная, творческая. Просто, знаете ли, потрясающая.
— Хороню, — сказал Пфефферкорн.
— Ладно. Итак. Хм. Вот, я — читатель. Купил вашу первую книгу, и она меня покорила. Захожу в магазин — глядь, ваша новая книжка. Достаю кредитку, приезжаю домой, кувырк в постель, улегся, начинаю читать и потом… говорю себе: «Как-то оно… того… чего-то не туда». — Агент помолчал. — Вы меня понимаете?
— Никто не обещал, что будет просто, — сказал Пфефферкорн.
— Да, но…
— Полагаю, я должен идти дальше. В художественном плане.
— Конечно, пусть так, только нужно помнить, что у людей есть определенные ожидания.
— Если самому не нравится, хорошей книги не выйдет.
— Сто процентов. Никто не спорит. Но если взглянуть с точки зрения ваших читателей, получат ли они именно то, чего ждут от А. С. Пепперса? И, положа руку на сердце, я вынужден сказать: не вполне.
— Отчего книга становится плохая.
— Кто говорит «плохая»? Я употребил это слово? Вы так сказали. Никто не говорит «плохая». Я сказал — другая.
— В том-то суть творчества.
Агент защипнул переносицу.
— Давайте не углубляться в теорию.
— У такой книги будет свой круг читателей.
— Не отрицаю.
— Я бы прочел.
— Не все такие умные.
— Отчего мы упорно недооцениваем интеллектуальный уровень американской публики?
— Не надо, я не говорю, что умников нет вовсе. Вопрос в другом: вашимли читателям адресована подобная книга? Вы же не с нуля начинаете. Ваше имя известно, люди знают, о чем пишет А. С. Пепперс, и держат это в уме, когда выкладывают двадцать четыре девяносто пять за книжку. Роман — это контракт. Писательская обязанность перед читателем. Просьба вам довериться. И… Ладно. Вижу, как остро вы переживаете. Я не говорю, что это невозможно. Все зависит от исполнения.
Пфефферкорн молчал.
— Если кто и справится с задачей, так только вы.
— Благодарю за вотум доверия.
— Это моя работа, — сказал агент. На окуня он только взглянул. — Когда ждать пару-тройку глав?
34
Могло быть хуже. Категорический отказ. Однако агент согласился, что сражение героя с собственным комплексом неполноценности может быть захватывающим, все зависит от подачи материала. Дерзкий замысел требовал виртуозного исполнения, а Пфефферкорн знал предел своих возможностей. Вероятно, кто-нибудь сумел бы написать такую книгу. Но не он.