Что это значит: быть собой?
Шрифт:
Обычно у меня нет ощущения, что другие люди сами по себе ничего не значат, если вокруг них никого нет. Это касается только меня – острое ощущение изоляции и отстраненности. Время от времени я могу ощущать подобную отстраненность даже в те моменты, когда нахожусь в присутствии группы людей. Если у меня нет уверенности в себе, то зачастую я воспринимаю себя как аутсайдера. Мне кажется, что остальные знают друг друга лучше и имеют более реальные и прочные отношения – я в некотором роде выступаю в роли нелегала, и меня не признают неотъемлемым участником происходящего, а лишь терпят мое присутствие. Подобные ситуации могут происходить в окружении друзей, в церкви или на работе: я могу иметь желание быть частью группы, но очень часто во мне возникает что-то такое, что удерживает меня от этого, как будто принадлежность к остальным может повлечь за собой какую-то неискренность. Я отчетливо осознаю, что если люди в группе имеют совершенно другое социальное положение и иные ценности, то я в определенном смысле изолируюсь, поскольку не могу признать себя частью этой группы. Иногда проблема связана с тем, как группа влияет на мой внутренний конфликт между долгом и желанием получать удовольствие. В таких ситуациях я чувствую себя (и, возможно, выгляжу в глазах других) излишне благонравной, склонной к осуждению или высокомерию. Однако я думаю, что более гуманным объяснением этого является тот факт, что я не могу установить с самой собой связь на
Подобное чувство отстраненности может отвлечь вас от более широкого взгляда на вещи, а кроме того, я знаю, что получаю огромную пользу от создания дружеских отношений с людьми, имеющими совершенно другой жизненный опыт и совершенно иные взгляды. В последние несколько лет у меня появился такой друг, и эта дружба стала источником глубокого понимания и радости, а также значительных духовных поисков – попытки сформулировать свои взгляды. Умение устанавливать связи с людьми, которые во многом совершенно по-другому относятся к жизни, сопровождается эмоциональным всплеском и насыщенностью, но эти связи представляют собой вспышки глубоких отношений, подобно тому, как в обычном ожерелье ярче других сверкают драгоценные камни. Что интересно, эта новая дружба вызвала во мне чрезвычайно сильное чувство единения с другими людьми, которые выглядят или действуют совершенно не так, как я, – своеобразное празднование различий как метод духовного развития. Создается впечатление, что я избавилась от своего узкого мировоззрения и начала испытывать радость.
Я думаю, что взросление и отъезд из родительского дома детей заметно усилили мое стремление к самоанализу и выяснению, кто я есть на самом деле. Когда дети были рядом, я знала, что у меня есть предназначение. Времени на размышления было мало. Я реализовывала свое чувство долга за счет удовлетворения их потребностей и инстинктивно понимала, что частью родительских обязанностей является готовность помочь и поддержать, но и сами родители имеют право на то, чтобы развлекаться и отдыхать. Как ни смешно это звучит, но сейчас, когда дети покинули родительский дом, я временами чувствую, что должна оправдываться за то, что позволяю себе отдыхать и уделять время самой себе. Мне также необходимо поработать над своим чрезмерным чувством ответственности. Когда мои взрослые дети выглядят подавленными или неуверенными в чем-то, мне кажется, что я была недостаточно полезна им, если я не прокрутила в своей голове все возможные варианты решения их проблем – и, кто знает, возможно, тем самым я в очередной раз рискую совершить неуместное вторжение в их жизнь. Я надеюсь, что, будучи родителем, человек никогда не перестанет испытывать эти сильные чувства. Возможно, я была права, считая, что годы ответственности вовсе не остались позади!
Мне не всегда легко удается баловать себя, и на каком-то более глубоком уровне у меня возникает легкая зависть к тем людям, которые не обладают таким сильным чувством долга и считают, что имеют полное право строить собственные планы и тратить время только на себя. Зависть и ревность могут относиться к нормальным человеческим эмоциям, но они способны разрушать и ограничивать свободу. Один человек как-то объяснил мне, что, когда мы сжимаем в руке какую-то вещь в жажде обладания ею, мы тем самым лишаем себя возможности пользоваться этой рукой. Возраст и вера, по-видимому, придали мне уверенности в том, что я достойна любви и признания, оставаясь такой, какая я есть, и что умение радоваться чужим успехам и разделять печали других людей позволяет получить гораздо более глубокое чувство удовлетворения. Позволяя себе тратить время на саму себя, я становлюсь более великодушной к другим, и на интуитивном уровне я понимаю, что зажатая рука означает замкнутость в себе, ощущение горечи и ограниченности, тогда как открытая рука ведет к риску, восприимчивости, творчеству и радости. Разумеется, у меня нет настоящей причины для зависти. У меня была очень привилегированная жизнь, позволившая мне получить прекрасное образование и открывшая передо мной множество возможностей. Однако временами мне кажется, что я не в полной мере использовала свой потенциал, поскольку занятие, которое я для себя выбрала (во многом соответствующее семейным традициям), не является престижным и высокооплачиваемым, а также не пользуется особым уважением в обществе. Может быть, я не сумела развить ту уникальность, которой обладала в детстве? Христианская вера составляла важную часть моего воспитания и персонального развития, но не обязательно в прямой и открытой форме. В детстве это было привычным укладом и основным принципом моей жизни. Однако на меня никто не давил, и я не помню серьезных дискуссий по поводу того, во что я должна верить. Причиной этого был, скорее всего, тот факт, что моя мать не воспитывалась в глубоко религиозной семье, а кроме того, как я уже упоминала, обладала восхитительным чувством юмора. Она сосредоточивалась не на догме, а на потребности ставить себя на место других людей и (по возможности) быть полезной другим, в особенности моему отцу. Я помню, как после моей свадьбы, когда я чувствовала себя немного расстроенной из-за того, что моя карьера временно приостановлена, она говорила мне, что по всем правилам приоритет в развитии карьеры должен иметь мужчина. Без сомнения, это были скрытые ограничения и притеснения, и мне был сделан выговор, как будто мои родители считали меня эгоистичной и легкомысленной. Учеба в закрытой школе-интернате содействовала моей независимости, но, как ни странно, она также усиливала мое желание во время длительных каникул чувствовать себя частью семьи и иметь более тесную эмоциональную взаимосвязь с родителями. В целом по природе я была конформистом. Мне было около двадцати двух лет, когда я по-настоящему начала подвергать сомнению систему взглядов и моральные ценности родителей, а также поняла, что мне необходимо самой определить, какая вера и ограничения мне подходят. Это оказалось для меня не такой уж легкой задачей. На протяжении всей своей жизни внутри меня велась борьба между желанием совершать правильные поступки, которым меня учили в детстве и которые признавались другими людьми, и желанием моего разума сомневаться во всем и проявлять в некотором роде бунтарские наклонности. Во мне существует конфликт между пониманием того, что я не стесняюсь своей веры, и того, что я, возможно, должна верить, потому что этого требует моя религия, – это знак покорности и преданности Богу, в которого я верю. Временами я занимаюсь духовным поиском, чтобы выяснить, откуда берутся мои сомнения. Возможно, их причиной является умственная самонадеянность и нежелание отказываться от эгоистичных мыслей, которые могут противоречить убеждению в том, что, отказавшись от себя и позволив Святому Духу действовать через себя, я получу помощь в том, чтобы стать полноценным человеком в самом глубоком понимании этого слова. Я точно знаю, что постоянный поиск особо ценной жемчужины принесет свои плоды. Более запутанным для меня является тот факт, что некоторые из моих религиозных убеждений противоречат тому, что другие люди считают проверенной теорией, основанной на Библии. Я инстинктивно чувствую, что определенный
Возможно, борьба между желанием быть конформистом и быть самой собой означала, что я никогда не обладала достаточной уверенностью для того, чтобы проявлять настоящую самобытность и смело пользоваться своими силами. Я обладаю хорошим складом ума, но он носит скорее подражательный, чем творческий и самобытный характер – я готова вбирать в себя идеи других людей и осмысливать их. Я способна высказывать свою точку зрения и возмущаться чем-то, но только в том случае, когда я хорошо разбираюсь в вопросе. Это означает, что в одних ситуациях я могу быть очень прямолинейной и, может быть, даже немного резкой при высказывании своего мнения, а в других – сдержанной и замкнутой, когда у меня нет желания выделяться на фоне группы или я не хочу огорчать людей, не соглашаясь с ними. С возрастом я все больше убеждаюсь в том, что в различиях нет ничего плохого. Чем больше я верю в то, что имею ценность сама по себе, тем легче мне становится признавать свою непохожесть на других – не как повод для самокритики, а как жизненное явление и, не исключено, даже как нечто, чем стоит гордиться.
Когда меня впервые попросили проанализировать себя, я подумала, что мне нечего сказать по этому поводу. Иногда анализ собственных ощущений и попытка выразить их словами может помочь сделать критическую оценку своих поступков, и тогда отрицательные эмоции кажутся более заметными, чем они есть на самом деле. Самоанализ часто упускает из виду то, чем я горжусь – мои отношения с мужем и детьми, мой энтузиазм, мою способность заряжать людей энергией и сопереживать им, мое умение устанавливать контакты с людьми в рабочей обстановке и радость, которую я при этом испытываю. Что интересно, мои размышления, пожалуй, убедили меня в том, что мне нравится быть собой, быть не такой, как все, или выходить за рамки общепринятого. Это помогло мне понять, как сильно мои мысли похожи на мысли других людей, когда они примиряются с тем, кто они есть на самом деле, а также то, что застенчивость и неловкость, которые я испытываю, когда предоставлена самой себе, являются лишь одной из сторон человеческой сущности. А если мои мысли отличаются от мнения других, то это тоже вполне нормальное явление. Помимо всего прочего, с религиозной точки зрения я ощущаю себя более любимой и признанной именно такой, какая я есть, что поощряет меня быть самой собой и избавляет от необходимости постоянно доказывать, что я совершаю «правильные» поступки и имею «верные» взгляды.
Ричард (муж Фрэн)
Клубок противоречий
Сама идея написания этого эссе противоречит моему естеству. Два принципа сопровождают меня на протяжении всей моей жизни. Первый – не концентрируй внимание на самом себе, потому что это всегда приводит к потаканию своим прихотям и является почти греховным. Я так думаю даже при условии, что в действительности я никогда не позволял себе тратить время на воспоминания о прошлом. Ностальгия – это абсолютно не про меня. Я не могу позволить себе рассматривать старые фотографии только для того, чтобы воскресить воспоминания. Я вынужден делать это вместе с кем-то еще, когда для этого есть повод.
Я все откладывал с написанием этого эссе, потому что мне очень не нравится идея потратить драгоценное время на себя, не получая при этом никакого видимого результата. Почему у кого-то должно появиться желание читать мои словесные излияния?
Но я все-таки взялся за дело, и, очень возможно, сам процесс написания поможет мне преодолеть (или хотя бы лучше понять) причину этого раздражения.
Второй принцип заключается в том, что, каким бы образом вы ни проявляли себя во внешнем мире – устно, письменно или с помощью музыки, – это говорит о вас нечто важное; в этот момент вы выражаете себя. Внешние проявления не могут быть стерты, взяты обратно или изменены. Они остаются в мире навсегда. Поэтому я жил в постоянном страхе сделать что-нибудь не то, что не является истинным отражением меня или лучшим из того, что может произвести мой мозг, разум или душа. Я не способен написать письмо, не создав как минимум три черновика. Я не могу выступить на собрании или митинге, не продумав, что я действительно хочу сказать. Я не могу играть со сцены на музыкальном инструменте, пока не отрепетирую свою игру и не доведу ее почти до совершенства. Поэтому просьба не пересматривать написанный текст и не изменять ни слова означает для меня нечто противоречащее моей природе (в этом месте я только что изменил фразу. Похоже, выполнить это задание будет очень сложно).
И все же… И все же. Я выбрал специальность – социальную работу, которая требовала тщательного рассмотрения моих биографических данных, чтобы понять, что мотивирует мое поведение. Я женился на очень проницательной женщине, которая ясно выражает свои чувства. Время, проведенное в разговорах с ней об эмоциях и о том, почему мы поступаем именно так, а не иначе, было одним из самых благодатных в моей жизни. Кроме того, на протяжении последних двенадцати лет я вел дневник, как часть ежедневного общения с Богом. Я заметил, что Бог лучше всего общается со мной посредством моих чувств и грез, а также через гармонию каждодневной жизни. Запись этих мыслей усиливает мои слуховые навыки. Я много занимался самоанализом и продолжаю анализировать свои поступки, что доставляет мне немалое удовольствие, хотя я начал свое изложение с того, что не люблю фокусироваться на себе самом.
Что я на самом деле из себя представляю? Я действительно являюсь клубком противоречий. Но это, возможно, окажется полезным отправным пунктом. Всю свою жизнь я пытался осмысливать происходящее. Меня привлекла социальная работа, потому что я хотел понять, почему люди (в то время молодые правонарушители) ведут себя подобным образом, и затем помочь им изменить свое поведение. Я вел со своей женой Фрэн бесконечные разговоры о том, почему мы поступаем именно так, а не иначе, и после встреч с друзьями мы часто обсуждали, почему они ведут себя именно так – не для того, чтобы подорвать их репутацию, а лишь для того, чтобы попытаться понять мотивы их поведения. Мне повезло иметь на работе возможность подробно записывать длинные и запутанные обсуждения таким способом, который позволяет осмыслить все, что было сказано. В настоящее время я одержим верой и с жадностью читаю о различных путях ее развития – не только официальных религий, – так как мне хочется выявить общий знаменатель, который заставляет все явно противоречивые идеи иметь смысл.