Что гложет Гилберта Грейпа?
Шрифт:
– За свой лексикон могу благодарить только вас. Я всем обязан вам, Мелани.
– Подхалим.
– Нет-нет, я серьезно.
– Значит, ты преувеличиваешь.
– Вовсе нет. Под вашим руководством мы занимались самоподготовкой. У нас в школе вы были самым лучшим педагогом продленки. В этом не сомневался ни я, ни кто-либо другой.
– Как мило.
– Допустимо ли сказать «как мило», если это правда?
– Вот не знаю. Могу тебя заверить: работа у мистера Карвера мне по душе – ты никогда не услышишь от меня ничего иного, а кроме того, я убеждена в
– А школа, я уверен, скучает без вас.
– Школу прикрыли, Гилберт. Как она может скучать?
– Непременно скучала бы, будь у нее такая возможность.
– Меня разозлить не так-то просто, и ты это знаешь, но я бы головы поотрывала тем, кто принял решение о закрытии нашей школы. Теперь детей автобусом возят в Мотли.
– Вообще говоря, народ разъезжается.
– Я понимаю, но тем не менее.
– В старшие классы нас пришло тридцать девять человек, а к выпускному осталось всего двадцать три.
– Ой, ну надо же. Мы с тобой могли бы хоть целый день болтать, правда? У нас так много общего, ты согласен?
Не знаю, как ответить на такой вопрос, не скатываясь до самого бессовестного вранья.
– Да, если вдуматься, очень много общего.
– Я всегда жалела, что мы с тобой не одногодки. Быть бы тебе постарше или мне помоложе. Из нас получилась бы дивная пара, согласись. В самом деле, такая жалость.
– Досадно.
– Вот-вот – досадно, хорошее слово.
После завершения этого разговора прошел не один час, но почему-то у меня до сих пор шевелятся губы, а с языка готовы слететь какие-то слова, причем совершенно не ругательные. Удивительная все-таки штука – разум. Мой разум, естественно. А не ее.
Внезапно Мелани перешла на деловой тон. Голос сделался резким, колючим:
– Значит, ты желаешь записаться на прием к мистеру Карверу?
– Да, мэм. Если можно.
– Одну минуту.
Встав со своего кресла, она идет в сторону кабинета и в высшей степени деликатно стучится. Мягко толкает дверь. Из кабинета доносится классическая музыка. Через несколько минут Мелани с улыбкой появляется на пороге, как будто у нее для меня есть потрясающая новость:
– Как удачно. При желании ты можешь зайти к мистеру Карверу прямо сейчас.
Мистер Карвер кричит:
– Буду счастлив повидаться! Заходите, прошу – что-нибудь придумаем.
– Благодарю вас, мистер Карвер, но я зайду позже. Мне тут надавали поручений – одно, другое.
У мистера Карвера только и вырывается «Ох», как будто он вот-вот заплачет, Мелани улыбается, причмокивает и говорит:
– Кто-кто, а я-то знаю, как это бывает. Сама изо дня в день бегаю по разным поручениям. Как будто у меня других дел нет. Ну что ж…
Она открывает ежедневник, в котором сегодняшняя страница – среда, первый день лета – девственно-чиста.
– Итак, день выбран как нельзя лучше. Мистер Карвер уходит на обед в двенадцать. Возвращается ровно в час. В четыре часа они с супругой едут в Бун, сюрпризом проведать сыновей в церковном лагере. Так что до четырех часов можешь выбирать любое
– В два нормально будет?
– Идеально. Как раз в приемные часы. Если, конечно, тебя устраивает.
– Да, вполне.
– Стало быть, ждем тебя ровно в четырнадцать.
– Годится.
– Хорошего дня. Передавай привет Эми и всем родным. Маме. Вашу маму сто лет не видела. Как она поживает?
– Да вы, наверно, сами знаете…
– Нет, откуда? Я давно не…
Отвечаю:
– У нее намечаются существенные перемены, весьма существенные. – И пячусь к выходу.
Мелани прикладывает палец к губам – дает мне знак помалкивать. Потом жестом подзывает к себе и шепчет:
– Ты ничего не сказал про мою новую прическу.
– Да, верно.
– Нравится?
– Как для вас придумана.
– Ты так считаешь?
– Вам очень идет.
Мелани на миг умолкает. Прямо светится вся с головы до ног – метр с кепкой на коньках. Сам не знаю, как это получилось, но я эту женщину осчастливил на весь день.
– Будь я помоложе…
Господи. Опять начинается. Надо рвать когти, Гилберт.
– Ну, пока!
Дверь отворяю медленно, а колокольчик все равно звенит и тренькает.
5
Опустив стекла в дверцах, трогаюсь с места. Ветер треплет мою шевелюру, норовит выцарапать глаза. Я так оброс, что волосы уже проедают мне плешь.
Проезжаю мимо «Шика», одного из двух городских салонов красоты, и вдруг меня начинает преследовать невесть откуда взявшийся образ Мелани с ярко-оранжевой копной типа сахарной ваты на голове. Копна стоит строго вертикально, будто нетронутая стёрка на карандашном огрызке. Пробую представить, как выглядит Мелани, когда утром выходит из ванной с мокрыми, обвисшими волосами. Смотрится в зеркало и хочет сотворить ложь, которая расшевелит ее и заставит двигаться. Мне никогда не понять, каким образом она сохраняет свой позитивный настрой. Я бы на ее месте, наверно, день и ночь слезы лил.
Смотрю на стрелку – она диктует мне дальнейшие действия. Еду через весь город, на бензоколонку к Дейву. Заправляться у него – одно удовольствие, и причиной тому – отбивка или отбойник, ну, короче, та черная штукенция, которая тянется через всю площадку. Когда по ней проезжают шины, она должна пинькать, или тренькать, или дребезжать. На бензоколонке у Дейва эта фигня давным-давно вышла из строя, и чинить ее он не планирует – придерживается того же мнения, что и я: человек не обязан лишний раз напоминать о своем существовании.
Потому-то я и заправляюсь только здесь. Никакого тебе отбойника, ничего не пинькает, не тренькает, не дребезжит. Просто блаженство.
Заливаю горючки на пару баксов, выбираю себе в шкафчике-автомате апельсиновую газировку и пакет «Читос». Деньги приготовил под расчет.
Дейв говорит:
– Луна-парк, однако.
– В смысле?
– Для бизнеса – золотое дно.
– В самом деле? – переспрашиваю.
– Часть аттракционов на бензине работает.
– А закупают его, надеюсь, у тебя.