Что Кейти делала
Шрифт:
Мейбл и Мария-Матильда вместе с двумя куклами-гостьями чинно сидели вокруг стола на коленях у своих маленьких хозяек, а Кейти, надевшая передник и изготовленный на скорую руку чепец и говорившая очень быстро с ирландским акцентом, изображала служанку и подавала им угощение, состоявшее из булочек, какао, малинового варенья и восхитительных маленьких миндальных пирожных. Веселье становилось безудержным, и лейтенант Уэрдингтон появился в дверях с полными руками свертков как раз вовремя, чтобы услышать, как Кейти тараторит с сильным акцентом:
— Та што это в шамом теле, мисс Эми! Не получите вы польше пирошных от меня сёдня! Уже четыре шьели! Не доведется вашей бедной мамаше пошпать, как будете вы ворочаться та метаться ночь напролет иж-жа твоего штрашного аппетита.
— Ах, мисс Кейти, поговорите еще по-ирландски! — кричали дети в восторге.
— Как так поговорите по-ирландски? Та это ш мой ратной изык и другого никакого я и снать не снаю! — заявила Кейти.
— Пожалуйста, дядя Нед, уйдите, — попросила Эми, — а то Кейти будет вежливая и не станет больше говорить по-ирландски.
— Уш вам ли, мисс, толковать про вешливошть, когда вы этак-то вот гоните жентельмена ш комнаты! — сказала служанка, а затем сняла чепец и развязала тесемки передника. — А теперь — к елочке! — воскликнула она.
Это было очень маленькое деревце, но плоды на нем произросли необыкновенные — к «крошечным игрушечкам и свечечкам, как для лилипутов» добавились в последний момент свертки с подарками. «Начиточес» недавно возвратился из Леванта note 155 , и поэтому под елочкой появились разнообразные предметы восточных нарядов для Эми и миссис Эш, и расшитые золотом турецкие туфли, и полотенца с нашитыми на концах золотыми блестками — все те красивые ненужности, которые в изобилии предлагает Восток, чтобы вытянуть золото из карманов приезжих с Запада. На долю Кейти из того, что лейтенант Уэрдингтон называл своей «добычей», пришелся прелестный маленький кинжал с отделкой из агата и серебра, а еще он получила прекраснейший образчик тех инкрустированных изделий, которыми славится Ницца, — зеркало на подставке с закрывающимися дверками — подарок миссис Эш. Этот вечер был совсем не похож на сочельник дома, в Бернете, но в целом оставил очень приятные впечатления, и, когда на следующее утро Кейти, вернувшись с рождественской службы в английской церкви, села на берегу, чтобы закончить письмо домой, и почувствовала, как греет щеку солнце и как пролетает мимо напоенный ароматами лета ветерок, нежный, словно в июне, ей пришлось напомнить себе, что Рождество совсем не обязательно синоним зимы и снега, но означает великий свет и тепло, приход Того, кто принес свет всей земле.
155
Левант — старое название прибрежных областей Восточного Средиземноморья.
Несколько дней спустя после этого веселого Рождества они покинули Ниццу. Всем им не хотелось уезжать, а Эми вслух сокрушалась по поводу необходимости переезда в другое место.
— Если бы я могла остаться здесь до того времени, когда будет пора возвращаться в Бернет, я совсем не скучала бы по дому, — заявила она.
— Но какая бы это была жалость, если бы мы не увидели Италию! — возразила ей мать. — Подумай о Неаполе, Риме, Венеции!
— Не хочу я о них думать. У меня такое чувство, будто. я учу предлинный урок географии, и это так утомительно — учить его!
— Эми, дорогая, ты нездорова.
— Здорова, совсем здорова; я только не хочу уезжать из Ниццы.
— Тебе ведь придется учить этот урок географии маленькими частями, а это гораздо более приятный способ, чем учиться по книжке, — подала утешительную мысль Кейти. Но хотя ее слова звучали весело, в глубине души она разделяла нежелание Эми уезжать.
«Все это леность, — сказала она себе. — Ницца была так хороша, что совсем испортила меня».
Утешало и делало отъезд не столь тяжелым то, что им предстояло ехать в экипаже по знаменитой дороге Корниш через Сан-Ремо, вместо того чтобы добираться до Генуи по железной дороге, как это делает в наши дни большинство путешественников. Из Швейцарского пансиона они выехали чудесным утром — было ясно и тепло, но в воздухе ощущался бодрящий намек на прохладу, придававший еще большее очарование. Средиземное море поражало своим глубочайшим фиолетово-голубым цветом; казалось, что на нем лежит слой краски. Небо походило на бирюзовый свод; каждый мыс сверкал, как драгоценность, в золотом свете солнца. Экипаж, следовавший за каждым изгибом и поворотом дороги, выбитой в виде уступа на прибрежных утесах, казалось, висел в воздухе между небом и землей — внизу море, наверху горы, а между ними сказочный мир зелени. Поездка была точно сон, полный чудес и быстро сменяющих друг друга сюрпризов, и когда она завершилась на непривычном и странном постоялом дворе в Сан-Ремо, откуда были видны мыс Бордигера в пышном оперении пальм и Корсика, на этот раз днем, четко и ясно на фоне западного неба, Кейти пришлось признаться себе самой, что Ницца, как сильно ни любила она этот городок, была не единственным и даже не самым красивым местом в Европе. Кейти уже чувствовала, как раздвигаются ее горизонты, меняются взгляды, — и кто мог сказать, что лежит еще дальше, за этими горизонтами?
На следующий день они прибыли в Геную, в отель —
— Я так рада, что Кейти и эта миссис Эш уехали! Ничего более приятного не случалось с самого их приезда. Лейтенант Уэрдингтон ужасно чопорный и глупый, и совсем не такой, как раньше. Но теперь, когда мы избавились от них, все снова будет хорошо.
— Я, право же, не думаю, что есть в чем винить Кейти, — сказала миссис Пейдж. — Я никогда не замечала, чтобы она хоть как-то пыталась привлечь его внимание.
— О, Кейти хитрая! — с мстительным чувством отозвалась Лили. — Всегда кажется, что она ничего не делает, но ей всегда как-то удается добиться своего. Она, наверное, думает, что я не видела, как она на днях задержала его на берегу, когда он пришел навестить нас, но я видела. И сделала она это просто назло — хотела досадить мне, я знаю.
— Что ж, дорогая, теперь она уехала и досаждать тебе больше не будет, — успокаивающе сказала мать. — Не дуйся так. Лили, и не делай морщинки на лбу. Это тебе не к лицу.
— Да, она уехала, — отрывисто и раздраженно добавила Лили, — и так как она едет на восток, а мы на запад, то, скорее всего, больше с ней не встретимся, чему я искренне рада!
Глава 8
Путем Одиссея note 156
— А ведь мы собираемся следовать тем же путем, каким следовал Одиссей, — сказала Кейти, пристально разглядывая маленькую дорожную карту в своем путеводителе. — Вы это осознаете, Полли, дорогая? Он и его спутники проплыли до нас по тем же морям, и мы увидим то, что видели они — мыс Цирцеи, остров Сирен и, быть может, — кто знает? — и самого Полифема note 157 .
156
Одиссей (Улисс) — царь Итаки, герой древнегреческой эпической поэмы «Одиссея», описывающей его странствия.
157
Цирцея — согласно греческой легенде, волшебница, превращавшая людей в животных и жившая в их окружении в своем дворце. По традиции считается, что этот дворец находился на одном из островов близ Италии («остров Цирцеи») или на так называемом «мысе Цирцеи» — уединенном мысе на юго-западном побережье Италии. Во дворец Цирцеи попал во время своих странствий Одиссей, и волшебница превратила его спутников в свиней.
Сирены — в древнегреческой мифологии нимфы моря, завораживавшие своим сладким пением моряков и губившие их. Считалось, что они обитают на острове, расположенном где-то между «островом Цирцеи» и Мессинским проливом.
Полифем — в «Одиссее» одноглазый великан, один из сицилийских циклопов, живший в пещере на горе Этна. Одиссей и его спутники, застигнутые бурей, нашли убежище в пещере Полифема, который, возвратясь, съел нескольких из них. Одиссей напоил великана виноградным вином, а затем, спящего, ослепил и спас себя и своих спутников.
Пароход «Марко Поло» только что поднял якоря и медленно уходил из заполненного судами генуэзского порта в самое сердце все еще розового заката. Вода была совершенно спокойной, не чувствовалось никакого движения, кроме вибрации парового двигателя. В дрожащей пене длинной кильватерной струи то тут, то там появлялись фосфоресцирующие точки, а низко на восточном небе горела, как сигнальный фонарь, большая серебристая планета.
— Полифем был отвратительный великан. Я про него читала и не хочу его видеть, — заметила Эми со своего безопасного местечка на коленях у матери.
— Может быть, теперь он не такой плохой, каким был в те далекие времена. Какие-нибудь миссионеры, возможно, случайно встретили его и обратили на путь истинный. Если бы он был хорошим, ты бы ничего не имела против того, что он большой, ведь правда? — предположила Кейти.
— Н-нет, — неуверенно ответила Эми, — не имела бы. Но я думаю, очень много миссионеров понадобилось бы, чтобы сделать его хорошим. Один-единственный миссионер побоялся бы разговаривать с ним… Ведь на самом деле мы его не увидим, нет?