Что надеть для обольщения

Робинс Сари

Эдвина уловила в воздухе едва заметное благоухание мускуса – скорее намек, чем сам запах, и, хотя, стоя к двери спиной, не видела Прескотта, она почувствовала на себе его взгляд, который был как дуновение горячего ветра в знойный полдень.

Собравшись с духом, она повернулась.

Прескотт удивленно округлил глаза:

– О… Боже мой!

Глава 11

Сердце у Прескотта забилось быстрее. Он смотрел на Эдвину и не мог оторвать от нее взгляд. Она поправила прическу.

– Вам

не нравится?

Чтобы скрыть смущение, Прескотт поклонился.

– Нет, что вы! Вам все очень идет, Эдвина. Мне очень нравится.

Головку Эдвины украшали тщательно уложенные черные как смоль локоны, придавая лицу привлекательность и правильные пропорции. Изящная форма темных бровей делала более выразительными ее блестящие глаза.

Эффект в итоге получался поразительный. Эдвина была словно диковинная птица, которая приковывала к себе взгляд ярким оперением, очаровывала природным великолепием.

Однако нельзя было не отметить некоторые недостатки в новом внешнем облике Эдвины. Прескотт не одобрил слишком яркие краски на щеках и губах Эдвины. Хотя румяна и помада были нанесены весьма искусно, со знанием дела, на взгляд Прескотта, это были ненужные излишества, которые только портили впечатление.

Эдвина одернула рукав платья.

– Это платье так сильно отличается от того, что я привыкла носить. Мне еще нужно к нему привыкнуть.

– Оно великолепно, – сказал Прескотт.

Платье было соблазнительным, наводящим на мысль о щедротах, которые скрываются под тканью, но без намека на пошлость и доступность. Элегантный покрой подчеркивал изящный изгиб ее лебединой шеи, белизну покатых плеч, высокую зрелую грудь и тонкую талию. Кроме того, васильковый оттенок платья идеально выделял ее прелестную кожу, а до гладкого шелка так и хотелось дотронуться. Разумеется, с самыми невинными целями.

– Мистер Прескотт Дивейн, как я полагаю? – раздался певучий голосок Фанни.

Оторвав взгляд от Эдвины, Прескотт оглянулся, только в этот момент заметив даму в платье цвета морской волны. Женщина обладала грацией, которую приобретают актрисы, покорившие сцену. А огненно-рыжие волосы и алые губы усиливали производимое впечатление, не оставляя сомнений в роде ее деятельности.

– Я полагаю, вы – мисс Фигботтом. – Он поклонился. – К вашим услугам.

– О Боже мой! А вы намного привлекательнее, чем о вас рассказывали, дорогой мой. – Вне всяких сомнений, мисс Фигботтом и в искусстве флирта также была мастерицей. Она подплыла к зеленоватому диванчику и грациозно села, поправляя свои юбки в оборочках. Затем раскрыла кружевной черный веер и стала небрежно помахивать им возле своих пухлых алых губок. – Если бы мое сердце уже не было занято, я бы, пожалуй, нарушила свое правило не иметь никаких дел с рыжеволосыми мужчинами.

– У него не рыжие волосы, – пробормотала Эдвина, теребя кружево на своем рукаве, – а медно-каштановые.

– Не вижу большой разницы, – проворковала

мисс Фигботтом.

Прескотт приложил руку к груди:

– Я польщен, мисс Фигботтом.

– Фанни, дорогой мой, – поправила она его, широко улыбаясь. – Вы должны называть меня Фанни. Я так много слышала о вас, что у меня такое чувство, будто я знаю вас целую вечность.

В гостиную вошел доктор Уиннер.

– Как я рад снова видеть тебя, Фанни, дорогуша! – Подойдя к диванчику, доктор наклонился над рукой, которую ему протянула актриса, и коснулся ее губами. Выпрямившись, он сказал: – Прошу меня простить великодушно за опоздание. Фанни, твой дворецкий, Стэнли, порезал палец на кухне, и я делал ему перевязку.

В тот же миг позабыв о кокетстве, мисс Фигботтом спросила с тревогой:

– Стэнли хорошо себя чувствует?

– О, прекрасно, – заверил ее доктор Уиннер. – Порез был довольно глубоким, но скоро все заживет.

Прескотт обратил внимание, что доктор долго не отпускает руку Фанни.

Бывшая актриса, облегченно вздохнув, откинулась на спинку дивана.

– Спасибо, Майкл. Я признательна тебе за то, что ты оказал ему помощь. И я настаиваю, чтобы ты позволил мне заплатить за твои услуги.

– Ну что же, очень хорошо, – с готовностью согласился доктор Уиннер, что несколько удивило Прескотта. Но затем лицо доктора расплылось в счастливой улыбке. – Я, пожалуй, соглашусь выпить немного коньяка, о котором вы мне говорили, но чуть позже.

– Конечно, милый.

Прескотт отдал должное этой женщине: у Фанни, несомненно, были золотые руки. Кроме того, даже обстановка комнаты была призвана произвести впечатление и служила прекрасными декорациями, на фоне которых хозяйка представала в самом выгодном свете. Все в гостиной – стены, мебель, даже ковер – являло собой разные оттенки зеленого цвета, гармонируя с одеждой актрисы.

Бедный доктор Уиннер! При таком раскладе у него не было ни малейшего шанса устоять против женщины, которая пустила в ход все средства, чтобы заманить его в свои сети. Однако, судя по выражению щенячьей радости у него на лице, непохоже, чтобы он хоть что-то имел против этого.

Переключив внимание на Эдвину, доктор Уиннер воскликнул:

– Вот это да! Я не сразу узнал вас, леди Росс. Вы так красивы! – А затем, снова переведя взгляд на актрису, он добавил: – Фанни, ты просто гений!

Фанни, просияв, нарочито скромно сказала, потупив взор:

– Я всего лишь скульптор…

– Это невероятно! Разница очевидна! – искренне восхитился доктор Уиннер. – Что скажете, Прескотт?

Прескотт вскинул голову и прищурился, словно обдумывая, что ему сказать.

– Прогресс очевиден. – Он не удержался от того, чтобы немного не поддеть Эдвину: – Разумеется, имелась острая необходимость в улучшении.

Эдвина гневно сверкнула на Прескотта глазами. Как раз в этот момент в дверях показался Стэнли, ведя в комнату двух слуг.