Что рассказал убитый
Шрифт:
Но, как оказалось, радость его была преждевременной. Все началось, как обычно, рутинно. Следователь принесла на экспертизу документы. Доктор Огурцов глянул на постановление, на историю болезни, снимки.
— А-а-а, старый знакомый, Иванофф, — усмехнувшись, сказал, перебирая принесенные документы, Огурцов. — Значит, все-таки трижды заслуженный ломальщик нижней челюсти хочет наказать обидчика?
И тут Огурцов улыбаться перестал, ибо он прочитал диагноз: тройной перелом нижней челюсти с обширным разрывом десны, осложнившимся кровотечением в дыхательные пути с развитием аспирационной асфиксии.
— Вот
— А случилось это, случилось — в 08 часов 25 минут… так… стал задыхаться, реанимация… отсасывание крови из трахеи… искусственная вентиляция легких!!! Вот это да! — повторил он свои же слова.
Но ведь около 11 дня он Иванова видел, и тот, как сказал хирург, страдал в основном с похмелья! А с явлениями такой асфиксии он должен был в то время «отдыхать» на коечке в реанимационном отделении.
— Ничего не понимаю, — сказал Огурцов и, вытащив мобильник, ткнул пальцем в кнопочку «Перцев».
— Алле! Приемная президента на проводе, — как всегда, дурачась, ответила трубочка перцовым голосом.
— Слушай, ты… — и резко выдохнув, уже спокойно спросил: — Толя, когда ты уходил с того дежурства, — и он напомнил Перцеву о пациенте с тройным переломом нижней челюсти, — ну, мы тогда еще с тобой на входе в больницу встретились, помнишь? — и получив утвердительный ответ, сказал: — А ты знаешь, что когда ты в тот раз сдал дежурство, у этого Иванова развилась аспирационная асфиксия вследствие кровотечения и разорванной десны?
— Не может такого быть. Я своими глазами видел, как он садился в папин «Форд», на котором и уехал в областную больницу, и это было… Примерно около полудня это было!
— Ну, тогда я ничего не понимаю, — ответил эксперт и отключил связь.
— А чего тебе, Дмитрий Иванович, непонятно? — спросила медрегистратор Елена Георгиевна. — Тебе ведь намекали, что надо тяжкий вред. И прекрасно зная, что ты на подставу не пойдешь, нашли другие пути. Ведь то, что сейчас в истории написано, — это ведь означает, что вред…
— …Да, это означает, что имеющееся осложнение надо квалифицировать как тяжкий вред здоровью. — И немного подумав, тихо сказал: — Но это еще означает, что история болезни была нагло и бесцеремонно переписана. И это мог сделать только…
— А к нему идти бесполезно — наш хирург на три месяца уехал на специализацию в столицу, — ответила Елена. — И обрати внимание, Иваныч, что уехал он в понедельник, а сегодня у нас… Что у нас сегодня?
— Вторник, — буркнул Огурцов, — документы принесли во вторник. Расчет?
И доктор Огурцов задумался. Он, врач-судмедэксперт, отработавший много лет, понимал, что записи в истории болезни подделаны и их он опровергнуть не может. Кричать, что он видел в тот день совсем другое? А принесет ли это результат? Нет — ответил сам себе эксперт. А поставить в известность орган, надзирающий за… короче, если прокуратуру известить. Поможет? Наверное — если, конечно, захотят возиться, но скорее всего, что не захотят.
Продумав ситуацию, он понял ее безвыходность и к концу дня позвонил своему наставнику. Ему он и рассказал о том, что произошло. Наставник, имеющий
— Не завидую я тебе, Дима. Не завидую! Ситуация, конечно… из ряда вон выходящая. Я чего-то и не припомню столь наглой фальсификации. Шансов что-либо доказать у тебя нет. Ты это понимаешь?
— В целом и общем понимаю.
— Тогда вот тебе мой совет: у тебя есть документы? Есть! Вот по ним и делай экспертизу. Твоя совесть чиста. А бодаться со стеной? Не стоит! Вот посмотришь, и на твоей улице праздник будет! Вот увидишь, — повторил наставник и отключился.
Огурцов, еще немного поколебавшись, провел экспертизу по представленным медицинским документам, оценив возникшее осложнение как тяжкий вред здоровью, и уже перед концом рабочего дня приехала следователь и, забрав экспертизу, молча, не сказав ни слова, уехала.
Огурцов в этот день с работы шел в премерзком состоянии — настроение было на полном нуле. Дома он решил лечь спать пораньше: сон — лучшее лекарство. Выпив половинку таблетки феназепама, Огурцов уже было нырнул под одеяло, но раздался телефонный звонок. Он поднял трубочку и услышал:
— Ну как дела, доктор? Девочку в теплую постельку не надо? — И, хихикнув, голос в трубочке растаял.
Глава 2
Прошел год. Год, принесший слякотную и ветреную осень, неожиданно морозную и длинную зиму и такую же длинную весну-перевертыш: то холода с солидными минусами, то жара до 15 градусов, но лето, как весна ни сопротивлялась, все же наступило.
Нельзя сказать, что доктор Огурцов провел этот год в самом мерзком состоянии духа. Работа есть работа, и времени на терзания совести и духа она просто не оставляла, особенно когда ее — работы — очень много. Ну а еще было Время — лучшее и универсальное лекарство от многих бед. Оно отодвигает неприятные события в самые дальние уголки нашей памяти, и человек живет. С хирургом, сделавшим фиктивную запись, Огурцов так и не встречался, вернее, не разговаривал. Хотя посмотреть ему в глаза и высказать все, что думает о нем, временами очень хотелось. Но тот и сам старался избегать встреч, ибо прекрасно понимал содеянное им. И только когда эксперт вспоминал о том парне, что получил три года колонии-поселения, доктору Огурцову становилось не по себе. Тогда на судебное слушание был вызван и судмедэксперт Огурцов. Странное впечатление произвел на него этот суд. Было такое ощущение, что его никто не хочет ни видеть, ни слышать. Эксперт всей своей шкурой ощутил, насколько он здесь нежелателен. А судьей ему был задан всего один вопрос:
— Скажите, а возможно ли причинить перелом челюсти в трех местах от одного удара?
— Возможно, — ответил Огурцов и объяснил, почему и при каких обстоятельствах.
И все! Судья выслушал и сказал, что больше вопросов к эксперту не имеется и, не спросив мнения сторон, отпустил эксперта.
Тут он отвлекся от воспоминаний, вернее, его отвлек мужчина, заглянувший в кабинет:
— Доктор, вот у меня направление… снять побои… вот и паспорт есть…
Во время осмотра мужчина пояснил, что его ударил по голове маленьким огнетушителем незнакомый парень.