Что скрывал покойник
Шрифт:
Она ждала, чтобы коробка заговорила с ней. Поведала ей нечто. Что угодно. Пусть даже какую-нибудь ерунду. Хотя почему Клара решила, что если коробочка сочтет нужным заговорить, то это обязательно будет нечто умное, оставалось загадкой. И вообще, кто когда-нибудь слушает, что говорят коробки?
Творчество Клары было интуитивным, что, впрочем, вовсе не означало, что она не обладала необходимой подготовкой и навыками. В художественном колледже Канады она была лучшей, какое-то, правда недолгое, время даже преподавала там, пока тамошнее узкое определение «искусства» не вынудило ее подать заявление об уходе. Из нижней части Торонто она перебралась в нижнюю часть Трех Сосен. Это случилось сто лет назад, и с тех пор ей так и не удалось заставить мир искусства говорить о себе. Может быть, причиной можно считать то, что она до сих ждет посланий от коробок. Клара очистила ум от мыслей и открыла его для вдохновения. Перед ее внутренним взором проплыл французский рогалик-круассан, потом сад, в котором надо было обрезать сухие ветки
В мастерской становилось холодно, и Клара мельком подумала, не мерзнет ли Питер, сидевший в собственной студии, расположенной в другом конце коридора. Ощутив легкий укол зависти, она решила, что он наверняка настолько поглощен работой, что ничего не чувствует и не замечает. Такое впечатление, что он неподвластен приступам неуверенности, которые запросто могли заморозить и затормозить ее, лишив малейшей возможности творить. Он просто ставил одну ногу перед другой, двигаясь вперед, создавая свои мучительно подробные и тщательно выписанные картины, которые шли в Монреале «на ура», принося им тысячи долларов. На каждое полотно у него уходило несколько месяцев, настолько он был болезненно точен в деталях и методичен. Однажды на день рождения она подарила ему валик для нанесения краски с намеком, что следует рисовать быстрее. Но он, похоже, не оценил шутки. Скорее всего, потому, что это была не совсем шутка. Им постоянно не хватало денег. Даже сейчас, когда холодный осенний воздух просачивался сквозь щели окон, Клара не желала включать отопление. Она ограничилась тем, что надела еще один свитер, пусть даже он основательно обтерся, заворсился и истрепался. Она мечтала о накрахмаленных льняных простынях и наволочках, о банке кофе с логотипом знаменитой торговой марки, о дровах в достаточном количестве, чтобы спокойно и без тревог пережить приближающуюся зиму. Тревога и беспокойство. «Они подтачивают нас», — подумала она, надевая еще один свитер и снова усаживаясь перед немой коробкой.
Клара в очередной раз попыталась освободиться от посторонних мыслей. И, представьте себе, ее посетила идея. Полностью оформившаяся. Цельная, прекрасная и внушающая беспокойство. Через несколько мгновений она выскочила из дома и, спотыкаясь, помчалась по улице рю де Мулен. Приблизившись к дому Тиммер, она машинально перешла на другую сторону и отвела глаза. Миновав его, она вновь перешла улицу и двинулась мимо здания старой школы, по-прежнему опоясанного желтой полицейской лентой. И тут она нырнула в лес, на секунду подивившись собственной глупости. На землю опускались сумерки. Наступало то самое время, когда в лесу случайного прохожего подстерегала смерть. И являлась она не в образе привидения, как надеялась Клара, а в еще более мрачном и зловещем гриме. Мужчина с оружием, самой судьбой предназначенный для того, чтобы служить прообразом. На закате в лес устремлялись охотники. Один из них убил Джейн. Клара замедлила шаг. Наверное, идея, пришедшая ей в голову, была не самой удачной. Собственно говоря, это была идея коробки, так что ей будет кого обвинить в своей смерти, если ее убьют. И вдруг впереди Клара услышала шорох. Она застыла на месте.
В лесу было темнее, чем ожидал Гамаш. Он забрался в заросли по незнакомой тропинке, и ему понадобилось некоторое время, чтобы сориентироваться. На случай, если заблудится, старший инспектор прихватил с собой сотовый телефон, хотя прекрасно знал, что в горах связь, даже сотовая, оставляла желать лучшего. Тем не менее наличие телефона успокаивало. Отчасти. Он медленно двинулся по кругу и наконец заметил маленькое желтое пятнышко. Ага, это полицейская лента, натянутая вокруг места, где погибла Джейн. Он направился в ту сторону. После ливня лес насквозь пропитался влагой, и совсем скоро ноги старшего инспектора промокли до колен. Добравшись до огороженного кордона, он снова остановился и прислушался. Он знал, что наступило самое горячее время охоты, и от всего сердца надеялся, что его час еще не пробил. На Бога надейся, а сам не плошай. Будь очень, очень осторожен.
Гамаш потратил целых десять минут на поиски, прежде чем нашел его. Он улыбнулся и направился к дереву. В детстве мать часто ругала его за то, что он смотрит под ноги, вместо того чтобы задрать голову вверх. Ну что же, она опять оказалась права. Когда они впервые обыскивали место преступления, он не сводил глаз с земли, тогда как то, что было ему нужно, находилось отнюдь не на земле. Оно было наверху, среди ветвей.
Настоящая клетка.
Гамаш стоял под деревом, задрав голову, и разглядывал деревянное сооружение, притаившееся на высоте двадцати футов. К стволу были прибиты деревянные планки-ступени. Гвозди давным-давно заржавели и плакали ярко-оранжевыми слезами, падавшими в молчаливые заросли внизу. Гамаш подумал об уютном и теплом кресле у окна в бистро. О янтарного цвета «чинзано» и соленых крендельках. И о камине. И начал карабкаться наверх. Медленно и осторожно поднимаясь с одной ступеньки на другую, хватаясь дрожащими руками за следующую планку и подтягиваясь, он вспомнил кое-что еще. Он ненавидел высоту. Как он мог забыть об этом? Или, может быть, он надеялся, что в этот раз все будет по-другому? Вцепившись в скользкую
Шум, который она услышала… «Откуда он шел, спереди или сзади?» — раздумывала Клара. Это было похоже на звук сирен в большом городе, он шел одновременно со всех сторон и казался вездесущим. И вот он раздался снова. Она повернулась и бросила взгляд назад. За ее спиной сплошной стеной выстроились деревья, в основном сосны, выставив перед собой темные иглы, отчего лес выглядел колючим и мрачным. Впереди, там, где тускло-оранжевым цветом еще теплился закат, лес был смешанным, среди сосен попадались клены и вишни. Клара инстинктивно двинулась к свету, не будучи при этом уверенной, следует ли шуметь как можно громче, как делается весной, чтобы отпугнуть медведей, или же, наоборот, она должна ступать как можно тише. Наверное, все зависело оттого, что, по ее мнению, сопровождало ее по лесу — медведь, олень, охотник или привидение. Как жаль, что она не может посоветоваться с коробкой. Или с Питером. Да, Питер, наверное, все-таки лучше коробки.
Гамаш пытался заставить собственные руки ухватиться за следующую перекладину. Он вспомнил, что желательно еще и дышать, и даже начал мурлыкать какую-то легкую песенку собственного сочинения, чтобы прогнать ужас. Он поднимался к темному пятну платформы над головой. Вдох, взяться за следующую ступеньку, подтянуться, выдох. Вдох, взяться за следующую ступеньку, подтянуться, выдох. Наконец он поднялся на самый верх и просунул голову в небольшое квадратное отверстие в полу. Все было так, как описывала книга. Засидка. «Сколько же нужно влить в себя спиртного, — подумал Гамаш, — чтобы кому-то захотелось сначала залезть сюда, а потом сидеть здесь в засаде?» Он подтянулся на руках, пролез в дыру и встал на ноги. На него нахлынула волна невыразимого облегчения, которое через мгновение сменилось ужасом. Он упал на колени и обеими руками обхватил ствол дерева, прижавшись к нему всем телом. Хрупкая деревянная конструкция возносилась над землей на высоту двадцати футов, да еще и отстояла от дерева на добрых пять футов, а от пропасти под ногами Гамаша отделяло только дряхлое скрипучее ограждение. Старший инспектор впился ногтями в кору, чувствуя, как шероховатая поверхность царапает ладони, и едва ли не в первый раз обрадовался боли, потому что она помогла ему сосредоточиться. Панический страх, охвативший его, это предательское ощущение ужаса было вызвано не тем, что он может поскользнуться и сорваться вниз, и не тем, что платформа может оборваться. Нет, он страшился того, что может подойти к краю слишком близко, а потом не удержится и перелезет через ограждение, после чего рухнет вниз. Вот в чем заключался страх высоты, жуткий и притягательный, вызывающий головокружение. Он чувствовал, что его буквально тянет к краю и дальше вниз, словно к ноге привязан якорь. В ситуации, когда ему никто не угрожает, он сам, без посторонней помощи, запросто способен совершить самоубийство. Гамаш живо представил, как это произойдет, и от ужаса у него перехватило дыхание. На мгновение он снова изо всех сил обнял дерево и закрыл глаза, но потом постарался взять себя в руки и начал дышать глубоко, равномерно, животом, а не грудью.
Получилось. Мало-помалу ужас отступил, и уверенность в неизбежности конца, в том, что он сам сбросит себя с платформы навстречу смерти, тоже пошатнулась и уменьшилась. Он открыл глаза. И увидел то, что искал. То, о чем прочел в бистро в потрепанной книге, позаимствованной у Мирны. В «Большой охотничьей книге для мальчиков». В ней он и прочел о засидках — деревянных домиках, которые охотники строили для того, чтобы видеть приближающихся оленей и стрелять в них. Но не само сооружение заставило Гамаша покинуть безопасное, уютное и теплое деревенское бистро. Он хотел найти еще кое-что, о чем тоже шла речь в книге. И теперь, со своего места на полу деревянного домика, на некотором расстоянии от себя он увидел то, за чем пришел сюда.
И тут он услышал какой-то звук. Почти наверняка это был человек. Достанет ли у него мужества посмотреть вниз? Хватит ли у него храбрости отпустить ствол, подползти к краю платформы и глянуть через него? Вот тот же звук послышался снова. Негромкое мурлыканье. Знакомый мотив. Вот только какой? Он осторожно разжал руки, лег на живот и медленно пополз к краю платформы.
Он увидел знакомую макушку. Если быть точным, он увидел целую копну волос, пребывавших в привычном беспорядке.
Клара решила, что должна готовиться к самому худшему, но тут же возник вопрос: а что считать самым худшим? Медведя, охотника или привидение? Мысли о медведе вызвали в памяти воспоминания о Винни-Пухе и слонопотаме. Она начала напевать себе под нос. Это была ее любимая мелодия.
— Что вы делаете с пьяным матросом? — окликнул ее сверху Гамаш.
Внизу, под ним, Клара замерла на месте. Неужели с ней заговорил сам Господь? Но, в таком случае, неужели Он не знает, что делать с пьяным матросом? Кроме того, Клара была убеждена, что первыми словами Господа, реши он обратиться к ней с вопросом, были бы наверняка следующие: «Ради всего святого, о чем ты думаешь?»
Она подняла голову и увидела деревянную клетку. Коробку. Разговаривающую деревянную коробку. Она почувствовала слабость в коленях. Итак, они все-таки разговаривают.