Что-то не так
Шрифт:
– А, здравствуйте, мистер Кеггс, – сказал Билл. – Мы… э… обсуждали подготовку к свадьбе.
– Я бы не советовал жениться немедленно, сэр, – произнес Кеггс замогильным голосом.
22
Когда Огастес Кеггс, подобно Абу бен Адему [34] , очнулся от мирного сна, он обнаружил, что заработал чудовищную головную боль и лишился конверта с надписью «Касательно Р.Бэньяна». Поначалу, естественно, в его мозгу царил полнейший разброд; затем из бурления противоречивых чувств выкристаллизовались две связные
34) Абу бен Адем – персонаж стихотворения английского поэта Ли Ханта (1784-1859) «Абу бен Адем и ангел».
В том, что за головной болью и кражей кроется Роско Бэньян, Кеггс не усомнился и на мгновение. Когда некто в усиках и прыщах заходит к отставному дворецкому, сообщает, что послан Роско Бэньяном, подливает что-то в бокал и похищает контракт, в котором Роско Бэньян обязался уплатить сто тысяч долларов, то дворецкий, если он не совсем туп, может сделать собственные выводы. Он видит, куда указывают улики и знает, кого внести в список подозреваемых.
Вот почему Кеггс, думавший направиться прямиком к аптекарю на Розендейл-род за средством от головы, при виде Билла остановился и сказал:
– Я бы не советовал жениться немедленно, сэр.
И, пока Билл смотрел на него, сощурясь, как мы обычно делаем, если предполагаем, что наш собеседник слегка перебрал, добавил:
– Соблаговолите выслушать меня, мистер Холлистер.
Шекспир (Вильям) и Поп (Александр), оба подчеркивали, как скучна дважды пересказанная повесть, а трижды пересказанная еще хуже. В двух местах этой хроники читателям предлагалась история брачной тонтины Мортимера Байлисса, и они, при своей сообразительности, надо думать, уже примерно поняли, что к чему. Соответственно, нет надобности приводить речь Кеггса дословно. Довольно сказать, что, несмотря на боль, которая начиналась в ступнях и усиливалась с каждый следующим дюймом, он изложил факты перед Биллом и Джейн не менее ясно, чем несколько дней назад перед Роско Бэньяном, и слушали его с неменьшим вниманием. Билл вытаращил глаза. Джейн тоже. Потом они вытаращились друг на друга.
– Вы хотите сказать, – произнес Билл, переводя глаза на Кеггса, -что я потеряю миллион долларов, если женюсь?
– Да, если ко времени вашего вступления в брак мистер Роско будет оставаться еще холост.
– А он, насколько я знаю, даже не помолвлен.
– Не помолвлен, сэр.
Вот уже несколько дней как Биллу не случалось шумно втягивать воздух, но сейчас это произошло. Человек, перед которым разверзлась пучина бэньяновской подлости, поневоле вздохнет.
– Так вот почему он предложил мне работу! Чтобы убрать меня с дороги.
– В точности так, сэр. Это уловка.
– Вот сволочь!
– Да, сэр.
– Подлец!
– Да, сэр.
– Скользкий ползучий гад!
– В точности так, сэр, – искренне согласился Кеггс. Он тоже считал, что Роско Бэньян низким коварством и общей непривлекательностью напоминает упомянутую рептилию. – Мистер Роско не остановится ни перед чем. С детства таким был. Мои друзья, оставшиеся на службе у покойного мистера Бэньяна, писали, что
35) Кто есть дитя? строка из стихотворения Уильяма Вордсворта (1770-1850) «Займется сердце», пер. А.Парина.
– Таких детей надо сразу топить в ведре, – сурово заметил Билл.
– Чтобы не стали мужчинами. Но кто сейчас прибегает к этим простым домашним средствам? Видители, они устарели! Что же мы получаем? Роско Бэньяна. А?
– Я просто сказал «ох!», сэр. У меня страшно болит голова. Как раз собирался к аптекарю в надежде купить какое-нибудь средство.
– Тогда мы не будем вас задерживать. Я знаю, что такое головная боль. Конечно, идите в аптеку.
– Спасибо вам большое, сэр, – сказал Кеггс, и, приложив руку к раскалывающемуся челу, побрел в Розендейл-род за средством.
Он оставил за собой растерянное молчание. Первым заговорил Билл.
– Ладно, – сказал он. – Нет, все-таки жаль. Я бы обрадовался миллиону долларов.
Джейн взглянула на него широко распахнутыми глазами.
– Билл! Ты хочешь сказать?
– Ну, конечно.
– Ты ведь не женишься на мне сейчас?
– Естественно, женюсь. Придется принять работу у Роско. Я позавчера уволился от Гиша. В среду мне надо отплыть в Америку.
– Нам не обязательно жениться до этого.
Билл вытаращил глаза.
– Ты предлагаешь остаться в Англии?
– Просто придется немного подождать.
– Немного? – рявкнул Билл. – Ты не знаешь Роско Бэньяна. Раз женитьба лишит его миллиона долларов, он, если потребуется, будет ждать до семидесяти с лишним. Хороши мы будем, ты здесь, я в Америке. Обмениваемся открытками и с надеждой ожидаем, когда Роско вденет в петлицу гардению и направится к алтарю.
– Вспомни, что мы придумали тогда у Баррибо. Ну, что бы мы делали, если б у нас оказались деньги. Ты бы вернулся к живописи, я бы водворила дядю Джорджа обратно в Шипли.
– Помню. Ну, придется мне обойтись без живописи, а дяде Джорджу – без Шипли. Да ты знаешь, что будет со мной, если я уеду в Америку один? Я же рехнусь. Я все время буду думать о холостяках, которые вьются вокруг тебя.
– Господи, я ни на кого и смотреть не стану!
– Почему? Кто я такой? Просто один из свинопасов, причем далеко не лучший.
– Из кого?
– Такая сказка, ты читала в детстве. Одна принцесса полюбила свинопаса. Я к тому, что тебя будут окружать принцы, стараясь отвратить от свинопасов, и со временем ты непременно задумаешься, стоит ли дальше ждать Уильяма Холлистера?
– Ты про Уильяма Куокенбуша?
– Про него самого.
– Ни о чем я таком не задумаюсь. Я буду ждать тебя хоть целую вечность. Билл, дурачок, ты это знаешь!
– Это сейчас, но что ты скажешь через пять лет, когда Роско по-прежнему будет сидеть накрепко, отвергая все предложения руки и сердца? Я вижу, как ты слабеешь. Я вижу, как ты говоришь себе: "Да кто он такой, этот Холлистер? Где он мотается, почему считает себя вправе…
– «…отнимать лучшие годы моей жизни?»
– Вот-вот! Нет уж, сударыня! Вы едете со мной в среду, и к черту все тонтины.