Что-то остается
Шрифт:
Часто вы видите в Бессмараге новое лицо, мать Этарда? Раз в год, бывает приедет какой-нибудь отчаявшийся с тяжким недугом, еще реже заглянет своя же сестра из Найгона или Каорена для обмена опытом, или такая вот энтузиастка-любительница вроде Альсарены заявится с мешком родительских денег и рекомендательной запиской от давным-давно покинувшей Бессмараг соученицы самой Этарды.
Кстати, Альсарена — это я. В Бессмараге я всего лишь вольная слушательница. Мой срок обучения истекает в мае. Тогда же мои подруги, Летта с Иль, получат марантинские наколки и
Вода закипела. Я засыпала в чайник мяту, душицу, зверобой и четыре ложки зеленого кхарского чая. Чай, как и кофе (но кофе — реже), доставлял мне мой дружок-контрабандист. В обмен на пилюльки и порошки, которые можно добавлять в табак, в вино, или нюхать, или глотать просто так. Сочинять новые составы — мой конек.
Чайник я закутала в тряпку и спрятала Летте под подушку, чтобы не остыл. Затем прикрыла раскаленные угли крышкой с дырочками, а поверх поставила плоский противень. В противень вылила содержимое бутыли, и остатки из фляги, которую носила на испытание.
Свинячье зелье, надо же придумать! Дорогонько обойдется свинячье зелье его покупателям. У меня в сундучке лежит кошель, а в нем почти сотня лиров. Это были не папины деньги. Это были деньги лично мною заработанные и суммой немалые. Сей факт наполнял сердце мое гордостью. Норв расплачивался не только чаем, шоколадом и конфетами. Он честный малый… насколько может быть честным альхан.
Вчера, на обратной стороне потайной дверцы, ведущей за стены Бессмарага, я обнаружила условный знак — сердечко со стрелой, начерканные мелом. Это означало, что Норв и его парни уже в Косом Узле, и мне назначается свидание. Идея дурацкого рисуночка была Норвова — даже если кто-нибудь заметит, сочтет за простое баловство. Хотя до сих пор вроде бы никто не замечал. В Бессмараге главное — не лезть на рожон и соблюдать хотя бы внешние правила приличия. Твои дела никого не касаются. Но уж если нарвался — пеняй на себя.
Свинячье зелье загустело в противне, как патока. Я расстелила на столе лист пергамента, посыпала его заранее припасенной мукой. Прихватив противень подолом, вылила зелье на пергамент, выскребла остатки ножом. Получилась буро-черная смолистая лужа. Пока я отмывала противень и нож, лужа застыла. Я посыпала ее сверху мукой и уселась готовить пилюльки.
Тут как раз вернулись мои красавицы.
— Всем сидеть, руки на стол! — рявкнула с порога Леттиса, — Королевская стража с обыском!
— Сдаюсь, господа хорошие, сдаюсь, как есть со всем товаром! Обыск советую начать вон с той подушки.
Отвалив подушку, девушки обнаружили чайник.
— Взятка, взяточка, — замурлыкала Леттиса, — Так и доложим, мол, взятку предлагали. Иль, доставай кружки.
Хозяйственная Ильдир разлила чай, достала плошку с остатками меда, а из-за пазухи торжественно извлекла общипанный со одного краю каравай.
— С кухни стащила, когда мы еще к кабанчику шли, — обьяснила она.
Летта хихикнула:
— А я-то
— Одно другому не мешает, — отвечала рассудительная Иль, ломая хлеб.
Летта забралась на нагретое чайником место и протянула ноги к жаровне.
— Мед кончается, — пожаловалась она.
— У меня сегодня встреча с Норвом, — я кивнула на недоделанные пилюльки, — Уж он на гостинчик не поскупится. Сластей всяких на месяц привезет.
Летта хмыкнула:
— Не надоел тебе еще этот альхан? Он же неграмотный. И моется редко.
— Зимой на Горячей Тропе не особенно помоешься.
— Да он и летом не злоупотребляет.
— Ты ничего не смыслишь в романтике. Скажи ей, Иль.
— Он очень смелый, — подумав, проговорила Ильдир, — Я бы любые деньги таможенникам платила, лишь бы не соваться лишний раз даже во внешний Кадакар. Особенно зимой, в снежные Грозы.
Летта фыркнула:
— А где ты, интересно, сейчас находишься? Дома, в Ингмаре?
— У нас там тоже, знаешь, не сладко, — Иль обиделась. — А снежные Грозы похлеще тутошних. От своего двора до соседнего в пургу не дойти. Занесет, оглянуться не успеешь. Весной только, Бог даст, выкопают. Если звери раньше не найдут.
— Кстати, о зверях, — вспомнила я, — Что там слышно новенького о нечисти, что в деревню повадилась?
— Ты о вампире, что ли? — Летта пожала плечами, — Ничего нового. Кайд корову забил, так только один смельчак нашелся, купил кусок. А остальное, между прочим, Этарда забрала. Так что завтра будем кушать объедки с вампирьего стола. Надеюсь, у вас нет аллергии на вампиров?
— А ведь Этарда в прошлое воскресенье прилюдно объясняла, что тварь не может быть нечистью. Все вроде утихомирились.
— Это дела не меняет. Как им утихомириться, когда у них в деревне тварь бесчинствует, а к нам в монастырь ни разу не заявилась? Боится святого места. Так Кайд толкует, мол, морок от святости бежит, прямиком к бедным поселянам в закут.
— Ишь, как складно, — я посмотрела на Ильдир, а та вдруг всплеснула руками.
— Эва! А что же в самом деле, тварь-то в Бессмараг носа не кажет? Может, и правда — святое место?
— Ну, Иль, не ожидала от тебя, — Летта укоризненно взглянула на подругу, — Подумай, чем отличается деревня от монастыря? Кроме святости, конечно.
— Стеной? — Ильдир пожала плечами, — Но тварь-то летучая, стена ей — тьфу…
Летта прищурилась на меня.
— А каково мнение золотой молодежи города Генета, Оплота Истинной Веры?
Я поморгала.
— В монастыре скотины мало. Лошадка, пара коз, боровок этот наш… Может, они невкусные? На них ведь опыты ставят…
Леттиса приоткрыла рот и постучала себя по темечку. Звон пошел, как от пустого горшка.
— Сдаемся, — вздохнула я.
— Тогда налей мне еще чаю. Головастые у меня подруги — страсть! С кем угодно поспорю, что тварь добиралась только до той скотины, что стояла в крытых соломой хлевах. А наш хлев чем покрыт?