Что-то остается
Шрифт:
Печальная улыбка тронула левую сторону рта, с незашитой губой.
— Нет, Ирги. Нет. Отец Ветер не принимает меня. Я не аблис больше. Совсем. И трупоедом мне не стать. Не аблис, не трупоед — изгнанник. Никто. Я не хочу. Отпусти меня.
Ах ты, козявка губастая-зубастая!
— А ну, вставай! — заорал я, с трудом сдерживаясь, чтобы не сбросить его с койки, — Встать, говорю!
Чуть шевельнулись брови, дескать, зачем кричать?
Стуро откинул одеяло, медленно спустил с кровати ноги, поднялся, голый,
— Ты — не никто, — сказал я, — Ты — идиот. Маленький сопливый идиот, понял? Ты ведешь себя, как трус, как слабак!
— Я и есть трус и слабак, — усмехнулся он.
Черт, я сейчас с ним чего-нибудь сделаю…
— Сволочь ты, ясно?! Руки опустил? Нюни развесил? Ах, Отец Ветер не принял! Ах, мы бедные, несчастные! Не позволю, мать твою так! Я тебя, щенка…
Прекрати. Что ты орешь на него, в самом-то деле…
Но меня уже несло — напряжение сумасшедшего этого дня требовало выхода. Стуро пытался сохранять спокойствие, но описание водопада соплей из его носа кажется, подействовало.
Наконец я смог взять себя в руки. И сказал:
— Я знаю упражнения. Чтобы мышцы быстро вспомнили, зачем они нужны. И ты будешь их делать.
— Зачем? — он посмотрел на беснующегося трупоеда с жалостью, — Зачем, Ирги? Ты хочешь обмануть меня? Или — себя? Отец Ветер подал свой знак.
— Нет, дружок, — ледяная ярость вскипела во мне, прорываясь горлом, — Ты будешь делать. Все, что я скажу. А вот если и после этого не сможешь взлететь, тогда я поверю, что Отец Ветер на тебя наклал. Тогда я сам тебя убью, хочешь? Вот этой рукой, — и, только сказав, понял, что сказал, и запоздало продрало холодом…
А Стуро взял мою ладонь, внимательно изучил и проговорил тихонько:
— Спасибо, Ирги.
Кажется, он усвоил одну последнюю посылку.
— Вот и замечательно, — я отобрал у него руку. А, черт, здесь же не развернуться. Ладно, — Одевайся, быстро. Пошли на улицу.
— Зачем?
— Тренироваться.
Стуро вздохнул, демонстрируя покорность. Пусть, пусть упрямый трупоед убедится, что он, Стуро, прав. И тогда трупоеду придется выполнить свое трупоедское обещание.
Боги, нет, неужели — снова?.. Одно к одному…
Тьфу ты, тысяча демонов Кастанги! Хватит. Лучше подумай, как приспособить комплекс Красавицы Раэли для рук и ног к аблисскому крылу.
Вместо груза возьмем чурбачок. А закрепим его как? Да подвяжем к пальцу, и нет проблем.
Поминая про себя всех предков Стуро по женской линии, я притащил из сеней чурбак, соорудил веревочное крепление, примерил. Подогнал.
— Пошли.
В темнотище взгромоздил козявку на дроворубочную колоду.
— Напряги крыло. Будет больно, скажешь, — взял его, завел, раскрытое…
— Больно.
— Хорошо. Задержи дыхание. Крыло — так. И — раз, и — два, и — три, и — четыре, и — пять. Опускай. Дыши.
Не забыть Альсе сказать, что
— Готов? Повторим.
Мы повторили десять раз, и у Стуро закружилась голова.
— Как летишь, — прошептал он, — Высоко. Дышать трудно.
Ох, парень, парень…
— Ладно. Теперь — с грузом, — нацепил лямку с чурбаком, — Давай.
— Что давать?
— Шевели махалкой своей, — взялся за второе крыло, — Ну?
Ишь, опахало лираэнское.
— Давай-давай.
Он быстро умаялся. И, кажется, поверил, что не судьба ему подохнуть от моей руки. Пока, по крайней мере.
— Пошли в дом.
— Как долго… мы будем делать это?
Ага, как же. Он просто собирается подождать, пока мне не надоест с ним возиться. Ну-ну. Неделю на два…
— Три дня.
Уж что-что, а результат за три дня будет. За три дня результат и у человека виден.
У, коз-зявка, черт тебя дери.
Альсарена Треверра
— Все-таки не понимаю такой спешки, — ворчала Ильдир, нервно дергая козий поводок. — Всего три дня прошло, сегодня не считаю. Хочешь сказать, что за это время парень полностью восстановил ослабленные мышцы?
— Сыч тренировал его по какой-то своей системе.
— Иль, успокойся. Не забывай, с кем мы имеем дело. Стангревы — не люди. Они приспособлены к жизни в очень жестких условиях. Им нельзя долго болеть. Они или быстро выздоравливают, или так же быстро погибают. Валяться и болеть могут себе позволить любители комфорта, люди, например.
Ильдир, подняв бровь, смерила взглядом Летту и меня.
— Это вы, лираэнцы — любители комфорта, — заявила она, — Своей гребенкой всех не гребите. Иные живут в таких местах, где и жить-то невозможно. «Жесткие условия»! А когда вообще никаких условий нет? Что, думаете, там не болеют? Болеют, и еще как! И мрут ничуть не реже любителей комфорта!
Иль — девушка флегматичная, как и большинство ингов. Но в редких случаях она заводится. Сладить с ней тогда весьма проблематично. Леттиса сказала мягко:
— Умирают они гораздо чаще, я не сомневаюсь. Дело в том, что Единый создавал людей не для жизни без условий. У людей свое место в мире, и наши тела соответствуют этому месту. И если бы люди жили по заповедям Господним, никому бы не приходилось умирать от ран или недоедания. Ты сама это прекрасно знаешь.
Ильдир знала. И я тоже знала. Все вокруг знали, как изменить мир к лучшему. Некоторым даже удавалось кое-что привнести или переделать. Но вот насчет улучшений… мнения расходились.
День сегодня был пасмурный. На востоке, над гребнем Алхари, собиралась какая-то сизая мгла. Она обещала снег или дождь, но с тем же успехом могла рассосаться. В Кадакаре трудно быть в чем-то уверенным.