Что-то остается
Шрифт:
— А я не к тебе хожу, — нахмурилась Альсарена, — А к Мотыльку.
— Им все равно будет.
У тех, кто меня найдет, вообще может быть приказ на Большую подчистку — брать все, что похоже на приятелей Ирги Иргиаро, Рейгелар разберется.
Альсарена пожала плечами, беспечно фыркнула:
— Вот книгу напишу…
— Обиделась.
— У меня своя корысть.
Упрямая лираэночка.
Мы пошли дальше. Она впереди.
— А чтобы не путаться в фауне… — сказал я в ее прямую спину, — Ирги меня звать.
Альса
— Все-таки тил. Я уж думала, не найлар ли ты?
Я хмыкнул.
— Спасибо, Ирги.
— Не за что.
Внезапно с неба обрушился Звук — жуткий хохот, гул обвала, дьявольские взвизги…
Я сбил Альсу в снег.
— Мамочки!
Прикрыл, приняв упор на колено и выгнувшись.
Редда и Ун — по бокам.
В руке — нож мой верный.
А над головой — со свистом — пронеслась — черная клякса.
Козява.
— М-мать. Убью.
Второй раз за сегодня вытащил из сугроба Альсу, отряхнул.
Стуро между тем вернулся, снижаясь, зацепил крылищами своими за елки, грохнулся, побарахтался в снегу, выскочил на тропку.
— Веселые игры! — заорал гневно, — Да?! Я тут! А вы! Пропасть!
Грозен — ух! Забоялся, сталбыть.
— Здесь нету! — продолжал бушевать козява, — Там нету! Ты сам говорил!
Ах ты, твареныш этакий. Я же еще и виноват.
— А скажи-ка, друг, — начал я вкрадчиво, отодвинул барышню и издал «рычание снежного кота»: — Где ты сам шлялся?! Обещал на виду быть! Я т-те щас покажу «здесь нету, там нету»!!!
— Я летал! — пискнул Стуро, — А ты!.. Ты!..
— А я — ходил! Летать, знаешь, не обучен! Ладно, хватит. Пошли домой.
Альсарена Треверра
Выстрелы в темноте. Стрелы — одна, другая, третья — уходят во мрак. Во мраке — перебежки, вскрики, ахи, что-то с грохотом рушится, разбивается, раскатывается в разные стороны. Кто там вскрикивает, ахает и раскатывается — неизвестно. Понятно только одно — стрелы куда-то попали. Но куда? Или в кого?
Сыч, сорокопут, кошки… Что означает весь этот зверинец? Какие из моих выстрелов вслепую поразили цель? Сколько стрел пролетело мимо? Где, наконец, трофеи? Опять я осталась с пустыми руками.
Отец, а пуще него — двоюродный дед Мельхиор — любит поучать: «Извлечь информацию можно из чего угодно. Слова же — кладезь неисчерпаемый. Слова — что орехи — снаружи кожура, мало на что пригодная, а внутри — сладкое ядрышко».
Вот только не впрок пошли мне лираэнские хитрости. Зря дед Мельхиор кивал и щурил выцветший глаз. Зря отец снисходительно трепал меня по плечу. Умудрившись получить от Сыча богатейший материал, я не выжала из него ни капли смысла.
— Привет, Ирги.
— Привет.
Он повернулся от печи, в руках чайник.
— У меня тут хлеб, да грудинки копченой кусочек. Пожуем, пока козява гуляет?
— Пожуем.
— Да с утра раннего. Как умчался…
— Ищи ветра… — я уселась, оперлась локтями о стол, — Понимаю я его. Я бы тоже… с утра до вечера.
Сыч, то есть, теперь уже не Сыч, а Ирги, поставил передо мной дымящуюся кружку. Нарезая хлеб и грудинку, он хмурился, вздыхал.
— Что-то ты невеселый сегодня.
— Да нет, ерунда. Просто не привык еще, что парня поблизости нет.
Он сел напротив, откусил бутерброд, пожевал. Посмотрел на меня из-под кустистых бровей.
— Умом-то вроде соображаю, что ничего такого не случится. Но, когда он под боком, как-то спокойнее.
— Мотылек знает, куда можно летать, а куда лучше не соваться. В прошлое воскресенье на службе Этарда целую лекцию прочла поселянам. В качестве профилактики. И девочки к Боргу ходили, и к Эрбу, специально предупредить. Чтоб — ни-ни. Хотя, конечно, всегда найдется пара-тройка личностей… Тот же Кайд, например. Пока-то он себя тихо ведет.
Ирги уныло покивал буйно-косматой головой.
— Я тоже парню вдалбливал. Со своей стороны, так сказать. Впрочем, его учить не надо. Это мы с тобой для него — «люди». А остальные — как были трупоеды, так трупоеды и есть.
— А Иль с Леттой?
— Они — «девочки». Трупоедицы или нет, я не выяснял, — Сыч (Ирги, одернула я себя) — усмехнулся: — А ты — «та, которая наша».
— Которая ваша. Очень лестно. Правда.
Тут, по моему мнению, вводную часть беседы можно было заканчивать. К интересующему меня вопросу я подплывала кругами, издалека.
— Кстати, насчет девочек. Они сейчас заняты по горло. Готовятся к выпуску. И наколки им должны сделать со дня на день. Ты видел когда-нибудь марантинскую наколку?
— Не доводилось, — Ирги пожал плечами.
— Ее наносят вот сюда, на внутреннюю сторону предплечья. Наколка изображает цветок черного мака о четырех лепестках, наложенный на свернувшуюся узлом змею-Амфисбену. У Амфисбены две головы, они повернуты в противоположные стороны, это символ двойственности: Свет-Тень, Пламя-Лед, Жизнь-Смерть… ну, и так далее. А мак, соответственно, изображает целительство. Интересно, правда?
— Н-да, — ответствовал Ирги, поджимая губы в бороде. Пальцы его застучали по столешнице, — Весьма интересно. Весьма.
— У моего двоюродного деда, в Катандеране, есть большой геральдический альбом. Я всегда любила его рассматривать. Ты ведь знаешь, геральдический зверь Лираэны — Белый Дракон. Вообще, знак Дракона символизирует вечность, а белый цвет — чистоту и святость. А вот у альдов старый королевский герб — Камана, это такая мифическая птица с головой рыси. А у Каорена — два герба; мирный, торговый — Золотая Ладья, и военный — Альбатрос и три скрещенных стрелы. А у Тилата какой знак?