Что-то взятое взаймы
Шрифт:
В открытую форточку врывались юная несмелая ночь, шум машин на магистрали и пение птиц. Когда-то давно в нашем районе водились соловьи, но исчезли, а мне нравилось просыпаться и засыпать под их сумасшедшие трели.
На площадке хлопнула дверь, спустя полминуты остервенело грохнуло окно, и сосед с пятого этажа обматерил весь подъезд. Претензии его были обоснованы, окна открывали и зимой, и летом, и жильцы отапливали улицу, а в квартирах, чьи окна выходили во двор, образовывался жуткий сквозняк.
Я знала, кто распахивает окна, которые уже не первый год с изумительным упорством заделывали
Вдыхая яркую смесь горных трав, я забралась с ногами в кресло на кухне и взяла с подоконника книгу, но с трудом осилила пару страниц. Мысли возвращались к особняку Березиных, исчезновению блогера Ломакина и тому, что в итоге привело Вадима ко мне, и я признала: единственный способ избавиться от тараканов в голове — удовлетворить свое любопытство.
Я принесла ноутбук, подождала, пока он очнется, проверила почту — сплошная рекламная чушь, а могла быть и ночная работа — и открыла поисковик. Я не собиралась перепроверять информацию за Вадимом, как детектив он даст мне сто очков вперед, нет резона тягаться, но я могла найти что-то, что он по незнанию пропустил.
Я ничего не слышала об особняке, но оказалось, я его видела, и не однажды. Первая же статья выдала десяток фильмов, снятых в этих локациях, и особняк и парк того стоили. Сначала это был свойственный середине двадцатого века бравурный пафос с флагами и пионерами, а в конце девяностых в бывшем санатории «Солнечный» снимали атмосферный детектив про великого несуществующего сыщика конца девятнадцатого века, и я, просмотрев кадры, подумала, что мне искренне жаль.
Такие места должны оставаться полуразрушенными, захваченными в плен корнями и ветками, мрачными, таинственными, погруженными в туманное серое марево. Природа отбирала у человека нечто ему ненужное, превращая посредственность в шедевр, да, делая его опасным, но просто не надо тянуться за последним в своей жизни селфи. Замри, наводя объектив на застывший фонтан, где мох приодел полуголых нимф и вдохнул в них немного жизни, и узри совершенство.
Но люди — нельзя надеяться на людей, а значит, совсем скоро ничего не останется от развалин, деревьев и диких мхов, и проворный застройщик отгрохает новодел — точно такой же, но надежный и удобный в эксплуатации. Через пару лет отдыхающие усеют парк, выровненный по линеечке, и работящий садовник будет собирать в аккуратные горки сухие листья, стричь траву и кустарники и втыкать на пустующие места красные и белые неприхотливые цветы.
Название фирмы, которая купила особняк, мне ничего не говорило, и я не полезла на сайт налоговой выяснять, кому принадлежит заброшенный санаторий. Я нашла фотографии, как территория выглядела теперь — Вадим не преувеличивал, новые владельцы не пожадничали и не поленились, восемь гектаров обнесли бетонными плитами, поверх пропустили колючую проволоку, и я подозревала, что и ток. Природа и тут насмехалась, запускала лохматые мшистые лапы, захватывала бетон и острый металл, а человеку оставалось облизываться. Социальные сети пестрели возмущениями разного рода, от утраченного шедевра до невозможности сделать
Может быть, рассеянно думала я, им предложили не так и много. Хотя Вадиму, как и Ломакину, собственники вручили ключ. Возможно, считали, что лицензия частного детектива дарует бессмертие.
История здания была неинтересной. Для своей уже стареющей супруги, сестры-старой девы и дряхлой тетки граф Березин выкупил склон горы и выстроил особняк, откуда все они и бежали в семнадцатом году, вовремя сообразив, что живым быть всяко лучше, чем мертвым. Авторитетные краеведческие источники уверяли, что граф погрузил на корабль все, включая мебель — в местном музее не было представлено ничего.
В двадцатых годах в особняке организовали приют для беспризорников, в годы войны и пару лет после был госпиталь, потом санаторий, а в начале восьмидесятых ведомство окончательно распрощалось с активом, сжирающим чересчур много средств. В особняк провели воду и электричество, но часть территории заливало с ноября по апрель, канализацию размывало, и ее приходилось переделывать каждые три-пять лет, а счета за электричество были сопоставимы с бюджетом небольшой латиноамериканской страны. Фонарные столбы снесли, водоснабжение перекрыли, и в девяностых живописный парк стал любимым местом отдыха горожан и обязательной локацией для свадеб. С развитием цивилизованного туризма жителей и невест вытеснили галдящие группы, и я, рассматривая фото, только хмыкнула: подобную толпу с фотокамерами я видела, пожалуй, в Венеции или Афинах.
Я не нашла ничего, что указывало хоть примерно на возможное появление призрака. Ничего, кроме пресловутого фотошопа. Но то, что видел Вадим и что его так напугало, без шуток…
Я прислушалась к звукам подъезда. Все соседи давно вернулись домой, рассосались пробки на эстакаде, птицы исполнили репертуар и распихались по гнездам, и какой-то нетрезвый мужик перестал вопить под окнами своей зазнобы. Теперь я слышала знакомые шаги, стук в дверные косяки, глухое ворчание.
С этим пора было в очередной раз кончать.
Я закрыла ноутбук, и пока выбиралась из кресла, шаги дошли до моей двери, кто-то тихо поскребся в обивку.
— Аня! Аня, ты дома? Открой!
— Старая стерва, — в сердцах проворчала я. — Достала.
Баба Леля разразилась ругательствами. Я широким шагом направилась обратно на кухню, ловя ее базарную брань. Пока я копалась в шкафу, на площадке открылась дверь, и я уже не стала медлить, схватила увесистую пачку, подбежала к двери и широко ее распахнула.
Катерина, щурясь, вглядывалась в мерцающий полумрак лестничной клетки.
— Ты чего? — недовольно спросила я, пряча пачку за спину. Баба Леля повернулась к Катерине, и я прекрасно различила могильный оскал.
— Баба Леля опять ходит, что ли? — неуверенно отозвалась Катерина. — Она бы уже помылась, воняет на весь подъезд.
Свет мигнул, Катерина, покачав головой, закрыла дверь, баба Леля обернулась ко мне, милый божий одуванчик, пустые беспамятные глаза ничего не выражали. Еще пара месяцев, и останутся одни глазницы, а запах тлена будет становиться сильнее и пропадет лет через пять.