Что ты сделал
Шрифт:
— У нас выпускной бал сегодня вечером! Я не могу уехать! — воскликнула я.
Мысли прыгали с одного на другое. Я же и комнату свою еще не привела в порядок, и вещи не собрала. Чтобы только постеры со стены снять, потребуется больше часа! Может быть, я сумею сейчас что-нибудь крупное закинуть к нему в багажник, а потом поехать домой на поезде?
Отец выключил мотор и вышел из машины. На его лице вдруг отразилось такое бешенство, что я сделала шаг назад. Но он же не станет бить меня прямо здесь! Конечно, не станет!
А потом отец схватил меня за плечо, и это было больно, потому что сгоревшая на солнце кожа и без
— Хватит молоть чушь! Я гребаных шесть часов ехал за тобой, испорченная маленькая сучка, а ты бормочешь про какой-то бал?! Пора уже повзрослеть, Элисон. У нормальных людей есть дела, они работают, а не скачут в бальных платьях…
Я вырвалась, заметив, что на коже остались следы от его пальцев.
— Не поеду, — проговорила я тем сдавленным голосом, которым всегда говорила с ним и который ненавидела: словно испуганная маленькая девочка, а не студентка Оксфорда.
— Придется. Твоя мать приболела, и ты ей нужна.
— Что?! Может, ты снова сломал ей руку?
Он не ответил, но по тому, как злобно исказилось его лицо, я поняла, что попала в точку или близка к тому. И я знала, что это означает для меня — лето, проведенное за готовкой и уборкой, а в случае особенной удачи — на работе в супермаркете. Вернувшись, я навсегда застряну в том городишке, как застряла моя мать. Нет! Этого не будет!
— Не поеду, — повторила я снова, на этот раз громче. Я была на безопасной территории, он не мог ударить меня здесь, напротив приемной колледжа.
Ответил он очень спокойно. Так же затихает природа перед тем, как разразиться урагану. Маленькой я больше всего боялась, когда он разговаривал так…
— Если твоя задница сейчас же не окажется в машине, можешь домой не возвращаться. Никогда. Зарабатывай сама, раз такая смелая.
Против воли меня затопил страх. Мне двадцать один год, на что я буду жить? Нет ни дома, ни перспективы работы, мне даже вещи не вывезти самой из Оксфорда. Но тем не менее я заставила себя ответить:
— Ладно. Видимо, домой ты поедешь один.
Его пощечина прозвучала как удар хлыста. Первый раз он поднял на меня руку, когда мне было пять лет, а мать бил столько, сколько я себя помню. Мой рот сам собой издал какой-то мяукающий звук, глаза наполнились слезами, а щека сразу же вспыхнула. Я подумала о маме. Удары она принимала как должное, пригибая голову и закрывая глаза. Может, надеялась, что, если замрет и затихнет, отец перестанет бить. Она вела себя так, словно заслуживала подобного обращения. Решено раз и навсегда: я такой не буду!
Расправив плечи, я посмотрела ему прямо в лицо, хотя один глаз уже начал заплывать — придется как-то замаскировать, — и сказала:
— Мне стыдно за тебя. Вали отсюда, папа. Ты мне больше не нужен.
Уже развернувшись и идя к себе, я увидела Карен. Подруга стояла у калитки и с ужасом смотрела на нас. Она крепко обняла меня и прошептала на ухо: — Ты справишься без него.
Потом Карен отвела меня в комнату, и никто не увидел, как я плачу. Она приготовила мне чай, плеснув в него алкоголя, прижимала к моему лицу лед. Потом сделала мне макияж, прическу и помогла одеться. Когда она закончила, никто не заметил бы и трещинки на фасаде.
Карен всегда утверждала, что Марта Рэсби была на лужайке в тот день вместе со всеми нами, взмокшими
Эта история очень понравилась прессе. Конечно, ведь от случившегося веяло «загадкой запертой комнаты» [16] , хотя администрация колледжа попыталась пресечь слухи. На балу были только студенты, но сказали, что кто угодно мог перелезть через ограду сада Феллоуз [17] и подойти к Марте, одетой в белоснежное шелковое платье. Кто бы еще рискнул прийти на выпускной в белом, кроме нее? Я, к примеру, залила свой наряд вином уже через час после начала бала. Нельзя было и мысли допустить, что в произошедшем виноваты честные молодые люди, члены клуба, которые через несколько недель, надев костюмы, превратятся в банкиров, юристов или брокеров, устроят свою жизнь. То, что произошло с Мартой, не должно было помешать им.
16
Классическая для детективной прозы сюжетная схема, когда преступление совершается в некоем изолированном пространстве, куда никто не мог проникнуть и откуда никто не мог незаметно исчезнуть.
17
Старинный сад на территории Кембриджского университета.
Как же печально, что, напившись, можно позволить подобному случиться. Все равно что выйти навстречу молнии, когда вокруг бушует гроза. И никто не исправит зла, причиненного тебе, такой красивой, одним своим видом разбивающей сердца.
Глава тринадцатая
В больнице меня встретил Билл, и, кажется, я никогда никому еще так не радовалась. Это трудно объяснить, но, увидев его, слегка растрепанного, все в той же кожаной куртке и джинсах, я тут же поверила, что он поможет мне, как помогал много лет назад, когда возникали проблемы с учебой или я расстраивалась из-за каких-то обидных слов Майка.
Билл заметил меня и поднялся с кресла:
— Боже, что случилось?
Я бросилась к нему в объятия и, вдохнув его запах, даже, кажется, забыла, что рядом стоит Кэсси.
— Он ударил Майка ножом!
— Я знаю. — Билл мягко отстранился, но оставил руку на моем плече. — Кэсси, как ты? — обратился он к ней.
Моя дочь была бледна, на ее одежде по-прежнему виднелись следы крови.
Она оглядела себя:
— Это… папина. Не моя.