Что уж, мы уж, раз уж, так уж...
Шрифт:
— Больше двух кило в руку не давать! — Требовали середняки алфавита.
— Выдавай по росту! — Орали высокие.
— По старшинству!
— Наряду без очереди!
— Заступающим в наряд, положен доппаек!
Кто-то включил сигнал боевой тревоги, и толпа стала напирать. Вся часть, в полном составе, кроме уехавшего командира, собралась перед КПП. Здесь был действующий наряд и заступающая смена; сидевшие на гауптвахте и лежащие в санчасти; находящиеся в увольнении и, даже, уехавшие в командировку и на тактические учения в запасный район.
— Сми-и-ирна! —
Когда солдаты и офицеры замолчали, он вынул из кармана предупреждение налоговой полиции города Мухосранска, владельцу долины Емелину Ивану, и прочитал:
— Боков Юрий есть?
— Я! — Крикнул капитан, лет тридцати, с десантным ранцем в руках.
— А почему Боков? — Заорали с разных концов. — Тут Анисимов есть, Антонов.
— Потому что Авиация. — Объяснил Никанор и повернулся к печи. — Сидор! Иди, помоги!
Подбежал Сидор. Никанор показал глазами на Бокова.
— Рисуй, куда он девает свои карты. — Шепнул он брату, загружая ранец летчика.
Сидор покрутился вокруг Бокова, чем насторожил летчика до такой степени, что тот потребовал икру, словно был не простым капитаном, а целым генералом. Пришлось Никанору сунуть в ранец две банки кабачковой икры. Его брат уже куда-то пропал.
Следующими подошли два, уже тепленьких, лейтенанта. Они поставили перед домовым на землю ящик по тревоги, и потребовали пшеничной водки.
Майор, с картонной коробкой, потребовал заменить Питерский беломор на сигары "Ромео и Джульетта", а буханку хлеба на сало с чесноком.
Когда очередь дошла до солдат, Никанор стал закипать. На его счастье появился Сидор, с улыбкой до ушей, и подмигивающий обоими глазами. Домовой вынул из кармана, одну за другой, семь четвертей самогона, и крикнул:
— О-о-обе-е-ед!
И пока никто не спохватился, они с братом запрыгнули на печь, уже стоявшую под парами, и скрылись в неизвестном направлении.
Это неизвестное направление, называлось тихой поляной, в запущенном лесничеством и муравьями, лесу, недалеко от города Чехова.
Призыв Никанора к обеду, понравился всем его друзьям. Глядя на щедрость, которую проявлял их парламентер перед КПП войсковой части, у них подсохли горлышки (у некоторых горла), заурчали желудки, и засосало, в основном, под ложечкой. Правда было опасение, что замочить, успокоить и насытить, после полета Никаноровой души, будет нечем. Но домовой успокоил их, сказав, что делал ревизию в своей кладовочке, и выдавал только те продукты, у которых срок хранения заканчивался через два дня. Брыня хотел, было, стукнуть Никанору по ушам, чтобы не травил защитников отечества, но, подумав, решил, что в армии, даже неприкосновенный запас, съедается к вечеру, а два дня хранится только государственная тайна.
Никанор тоже проголодался, может быть даже больше, чем все остальные. Он, не переставая давать объяснения, завалил полянку провизией, напитками, десертом и зубочистками.
Брыня поднял стакан и обвел всех взглядом.
— Я хочу поднять свой бокал за нашего Никанора. Думаю, что никто не станет спорить, что если бы не
Все потянулись стаканами к Никанору. Тот, смущаясь, чокнулся с каждым в отдельности. Выпили.
— Стоп! — Крикнул Никанор, остановив руки друзей, потянувшихся за закуской. — Давайте сразу выпьем и за моего братишку, Сидора. — Он сделал жест Брыне, чтобы тот наливал. — Я создал условия, а он завершил дело.
Все искренне согласились. Чокнулись, выпили, захрустели.
— Слушай, Никанор! — Диоген тыкал одноразовой вилкой в банку с бычками в томате. — А как тебе в голову, пришла такая бескровная идея?
— Есть три истины, которые известны всему миру. — Гордо ответил Никанор, прожевав. — Первая: русские не сдаются, потому что не желают жить по-другому. Очень хорошо, эта истина известна в Израиле. Там, раньше, все говорили на иврите. Ну, в крайнем случае, на идиш. А когда туда запустили русских евреев, то весь Израиль стал поговаривать по-русски. Даже ортодоксы с пейсатыми. Там сейчас, русских евреев, евреями не называют. Они теперь все русские. Сами, местных всех зовут евреями и рассказывают про них анекдоты.
— А я слышал, — поделился знаниями Боян. — Что в Германии такая же петрушка.
— А мне говорили, — поддержал разговор Диоген. — Что когда русские поселились в Гарлеме, то негры оттуда исчезли.
— Жена, что ли, говорила? — Спросил Брыня.
— А ты откуда знаешь? — Растерялся гном.
— Не знаю, как в Гарлеме, — ответил Никанор, — я там не был.
— А в Израиле был? — Удивился Иван.
— И в Израиле не был. — Честно признался домовой. — Но переписывался по интернету с одним домовым, которого по пьяни, нечаянно, увезли в Израиль. Ему там понравилось, он и остался на ПМЖ. А что? Тепло, фрукты, море. Среди местных в авторитете, потому что чуть что, сразу в глаз. На девятое мая, ему все подарки несут, потому что думают, что это он фашистов победил. А у него просто поговорка такая: "Гитлер капут!".
— Говорят, что русских за рубежом, сразу видно. — Вставил Брыня. — Меня в Австрии сразу увидели.
— Вот я и говорю. — Продолжил Никанор. — Не желает русский народ, жить иначе. Где бы он ни был, он в интерьер местности, свой колорит вплетает. Вот, Диоген, про Гарлем сказал. А может, правду сказал? Логически, негры не могут выдержать соседства русских. Там ведь, как? Там каждый платит за себя. А если русский захотел угостить? Он же, не позволит, чтобы каждый платил за себя. Ему ведь, по фигу, кто ты: черножо, бледноли, красноко или узкогла. Он угощает, согласно широте души. Чтобы все было по полной программе: здравницы, общение, мордобой и братание. Представляете? Негр утром просыпается, морда сплошной синяк, во рту как коты территорию пометили, башка трещит, жить не хочется. Где был? У русских пиво пил. Поневоле бросишь насиженное место.